5 марта 1949 г. Н.А. Вознесенский неожиданно, без всякой проверки инкриминируемых ему фактов, был снят со всех занимаемых им постов. Через несколько дней он был выведен из состава Политбюро, затем и из членов ЦК.
Вознесенский пишет письмо Сталину. В нем он клянется, что всегда был честен перед партией и ни в чем не повинен. Никакого ответа на это не последовало. Вознесенский пытается поговорить со Сталиным, хотя бы по телефону; тот оказывается недоступным. Вознесенский, как доктор экономических наук и академик, просит, чтобы ему разрешили вести работу в системе Академии, научным сотрудником. Просьба повисла в воздухе.
Н. Вознесенский не опускает рук. Сразу после отстранения он садится за исследовательскую работу. Семь месяцев вынужденной безработицы для него стали семью месяцами напряженного труда. Вознесенский пишет капитальное теоретическое исследование «Политическая экономия коммунизма». За семь месяцев он отстукал на машинке труд в 822 страницы. «Эта работа – мое кредо ученого и коммуниста», – говорил он.
А в это время у Берии – Абакумова лихорадочно изобретались материалы, которые составили потом так называемое «ленинградское дело». Казалось бы, даже воспаленный душевной болезнью мозг не смог бы придумать ничего более нелепого, фантастического, чем «ленинградское дело». Здесь и вредительство, и шпионаж, и измена Родине, и попытка отторгнуть Ленинград от Советского Союза, и другие бредовые измышления.
И тем не менее по таким именно измышлениям Николай Вознесенский после 7 месяцев вынужденной безработицы был арестован.
Стояла глубокая осень 1949 г. Николай Алексеевич целый день напряженно трудился и прилег на диван. В передней послышался звонок, затем чьи-то чужие голоса. Вошли люди в форме сотрудников МГБ. Начался обыск. Старший из пришедших сел за письменный стол и начал потрошить его ящики. Он смотрел и швырял на пол личные письма, страницы рукописи книги, ордена и медали…
Затем дверь за Вознесенским закрылась. И – навсегда.
А еще накануне он сказал:
– Я верю в справедливость Центрального Комитета.
Да, каждой каплей своей крови, каждым дыханием и помыслом он был предан партии, народу, Родине, великим идеалам коммунизма.
Наряду с Вознесенским арестованы были секретарь ЦК А.А. Кузнецов, Председатель Совета Министров РСФСР Родионов, секретарь Ленинградского обкома партии Попков и брат Вознесенского – Александр Алексеевич, работавший министром просвещения РСФСР, и многие, многие другие партийные и советские работники.
В Ленинград были посланы новые партийные руководители В.М. Андрианов и Ф.Р. Козлов. И началась опустошительная чистка. Гордое слово «ленинградец» превращено было в политическое ругательство. Всем ленинградским кадрам выражено было политическое недоверие.
«Ленинградское дело» родило океан человеческих страданий.
А.А. Жданова не стало. Н. Вознесенский находился в самом строгом заточении в абсолютной изоляции от внешнего мира. Казалось бы, замыслы Берии и его сподвижников осуществились полностью.
Однако так только казалось. В действительности разработанный бериевцами сценарий очередного «заговора» продолжал совершенствоваться и обогащаться. Шел лишь первый акт трагедии.
Авторы сценария ставили перед собой две взаимосвязанные задачи.
Во-первых, довести до казни Николая Вознесенского, раздуть до фантастических размеров «ленинградское дело». Надо было убедить Сталина, что органами МГБ вскрыт гигантский заговор, базой которого является чуть ли не целая Ленинградская партийная организация, а главными действующими лицами – руководящие деятели Политбюро и Совета Министров (Н. Вознесенский), аппарата ЦК (А. Кузнецов), правительства Российской Федерации (М. Родионов), секретари Ленинградского обкома (П. Попков) и горкома (Я. Капустин, Г. Бадаев и многие другие). Это давало возможность бериевцам – абакумовцам предстать перед Сталиным в образе «спасителей Отечества» и получить очередную порцию наград и почестей.
Во-вторых, политически дискредитировать мертвого Жданова. Надо было теперь, задним числом, доказать, что нити заговора тянулись к А.А. Жданову, который много лет возглавлял Ленинградскую парторганизацию, «подготовил» и «расставил» ленинградских заговорщиков на руководящие должности в Москве и Российской Федерации. Это должно было еще выше поднять акции Берии в Политбюро, как самого верноподданного человека для великого вождя Сталина.
Поэтому «дело Вознесенского» – «ленинградское дело» росло как снежный ком. Все большее число ни в чем не повинных людей клеймилось как «заговорщики», заполняя тюрьмы Ленинграда и Москвы. В Ленинграде развертывалась грандиозная чистка.
Через несколько лет, уже после смерти Сталина, я слышал, что именно в этот период Сталин требовал применять все более жесткие меры принуждения в отношении подследственных для выколачивания «признаний» и оговора других людей. Именно в этот период введены были, например, наручники, и жена бывшего секретаря ЦК А.А. Кузнецова много месяцев просидела в таких наручниках, побуждаемая к даче нужных показаний.