Неприступный герцог

Абигайль в оцепенении шагала по двору. Она пребывала в таком состоянии с того самого момента, как покинула кухню. Привычные утренние посиделки с Лилибет и Александрой, которые они вежливо именовали «салоном», обреченные на провал с самого начала, были милосердно прерваны Персивалем, желающим получить свой обед.

«Английский лорд и леди должны искренне полюбить друг друга, прежде чем полная луна в середине лета пойдет на убыль».

Абигайль посмотрела на свое платье, перепачканное крошками, летевшими изо рта не слишком воспитанного Персиваля, на покрытые пылью туфли и обломанные ногти, под которыми виднелась грязь.

Там, на теплой кухне, экономка, качая головой, сказала, что это невозможно.

Рядом с персиковым садом на дорожке, ведущей по склону холма к озеру, мелькнуло голубое платье. Абигайль прикрыла прищуренные глаза ладонью, и ей на мгновение показалось, что она видит очертания фигуры своей сестры среди деревьев.

Ну и что? Это не так уж невозможно. Кажется, мастерская мистера Берка спрятана именно там, среди оливковых деревьев на берегу озера.

А Лилибет? Даже слепой заметил бы полные любви взгляды, бросаемые на нее время от времени лордом Роландом Пенхэллоу, и ответный румянец на ее щеках. Графиня Сомертон сейчас была свободна от своего ужасного мужа. Ну, или почти свободна.

Но, возможно, проклятие не будет разрушено, даже если мистер Берк влюбится в Александру, даже если Лилибет и лорд Роланд найдут путь в объятия друг друга. Никто не знает, какому именно английскому лорду суждено спасти согрешивших любовников.

Кроме мистера Берка и лорда Роланда в замке Святой Агаты остается лишь один английский лорд.

Сможет ли она?

Сможет ли он?

Возможна ли вечная любовь к Уоллингфорду?

Уоллингфорд – преданный возлюбленный?

Да, он казался Абигайль невероятно привлекательным. А если уж говорить совсем откровенно, то ни о чем другом она и думать не могла. Но подобное физическое влечение очень легко удовлетворить, к тому же оно крайне редко перерастает в серьезное чувство. Все прочитанные Абигайль книги и ее собственные наблюдения лишь подтверждали эту теорию. Даже если бы она полюбила Уоллингфорда, даже если бы это головокружительное желание слиться с ним воедино переросло в нечто более глубокое и нежное, оставался сам Уоллингфорд и его собственные намерения и предпочтения.

В конце концов, распутники редко становятся на путь исправления.

Абигайль резко повернулась в сторону замка и увидела стоящую в дверях Морини, на глазах которой блестели слезы. Поймав на себе взгляд английской леди, она отступила и скрылась в тени.

Абигайль показалось, что волосы зашевелились у нее на затылке. Она инстинктивно шагнула вперед, чтобы последовать за экономкой, но в это самое мгновение ее вниманием завладело другое зрелище: служанка Франческа в небесно-голубом платье и белоснежном платке, ярким пятном выделяющемся на фоне мрачных стен замка, толкала перед собой нечто похожее на большое колесо.

Абигайль удивленно заморгала.

– Скажи на милость, чем это ты занимаешься, Франческа? – спросила она по-итальянски, положив руку на колесо. Оно оказалось довольно твердым, прохладным и остро пахло сыром.

При ближайшем рассмотрении колесо и впрямь оказалось огромной головкой сыра.

Франческа выпрямилась и поправила платок.

– Это pecorino^[5], синьорина. Синьора Морини хочет расчистить верхний этаж и попросила перекатить все сыры оттуда на конюшню. Дозревать.

– Какое трудное задание. Тебе помочь?

– О нет, синьорина. Мария помогает мне с сыром. Только вот… – Франческа задумалась, прищурив карие глаза.

– Так что же? Я буду очень-очень рада помочь. Я совершенно свободна.

Франческа посмотрела на замок, с его островерхими крышами, залитыми восходящим солнцем.

– Мы только начали набивать матрасы и подушки. И справились лишь с половиной работы. В комнатах джентльменов вообще еще не брались за дело.

– О, как славно! И чем же вы их набиваете?

– Свежим гусиным пухом. Он наверху в спальнях.

В спальнях. Там, где когда-то спали и хранили свои тайны Монтеверди. Там, где теперь поселились джентльмены.

Все любопытство и озорство, присущие мисс Абигайль Харвуд, тут же дали о себе знать.

– В комнатах джентльменов, говоришь? – Абигайль улыбнулась. – Отправлюсь туда немедленно.

Франческа с сожалением закусила губу.

– Нет, синьорина! Вам туда нельзя! Там такой беспорядок, перья… Не стоило мне говорить.

– Франческа, – остановила служанку Абигайль, приложив руку к сердцу, – я целый мир не променяю на эти перья.

Абигайль начала с комнаты мистера Берка, чтобы попробовать свои силы в этом новом для нее деле. «Дело мастера боится», – говаривала ее мать, сидя за старым пианино в кабинете незадолго до того, как умерла во время родов. По иронии судьбы в произведении детей на свет она была настоящим мастером, хотя выжили лишь Абигайль с Александрой.