– Подойди поближе! – говорит он. Я встаю, опускаюсь перед ним на колени, и он подает мне две ветки – стволы у них обструганы добела, как палочки для еды, а на кончиках – по два листочка дерева наги…17
…И тут я открыла глаза. Как раз в это время началась служба в храме Нёирин. Безотчетным движением проведя рукой по полу рядом с собой, я внезапно нащупала какой-то предмет – это оказался веер на каркасе из кипарисовых спиц. Поистине чудесной и благостной показалась мне эта находка, ведь лето на дворе давно миновало! Я взяла веер и положила его рядом со столиком, на котором писала сутру. Когда я рассказала о своем сновидении одному из местных монахов, он сказал:
– Веер – символ Тысячерукой Каннон. Вам привиделся благой сон, вы сподобитесь благодати!
Образ государя, увиденный во сне, сохранился в моей душе: закончив переписывать сутру, я в слезах пожертвовала храму последнее из косодэ, некогда подаренных государем.
Я оставила у священного водопада Нати и мои списки, и косодэ, приложив к ним стихотворение:
Теперь памятным даром государя стал для меня веер, найденный в ту ночь, когда мне приснился тот вещий сон, и я взяла веер с собой в столицу. Вернувшись домой, я узнала, что государь Камэяма уже скончался. Давно известно, сколь жесток наш бренный мир и как все здесь недолговечно, но все же скорбь охватила меня, когда я узнала о его смерти. Только моя жизнь все еще тлела, курилась, как бесплодный дымок над угасшим костром…
В начале третьей луны я, как обычно, пошла на поклон в храм Хатимана. Два первых месяца 1-го года Токудзи18
я провела в Наре. Никаких вестей из столицы не получала. Откуда ж мне было знать, что в храме Хатимана ожидают прибытия государыни Югимонъин?Как всегда, я поднялась к храму со стороны холма Кабаний Нос – Иносака. Ворота павильона Баба-доно были открыты, и мне вспомнились минувшие времена. На дворе, перед храмом, я тоже заметила приготовления к встрече какой-то знатной особы. Я спросила, кого ждут, и в ответ услыхала: «Государыню Югимонъин!» Меня поразило, что мой приход словно нарочно совпал с ее посещением, я вспомнила сон, приснившийся в прошлом году в Кумано, облик государя, явившийся мне в том сне; взволнованная, всю ночь я провела в молитвах. Наутро, едва забрезжил рассвет, я увидела пожилую женщину, похожую на придворную даму, – она занималась приготовлением к приезду государыни. Я обратилась к ней, спросила, кто она, и она рассказала, что зовут ее Оторан и что состоит она при дворцовой трапезной. С волнением слушала я ее речь.
– Из тех, кто служил в прежние времена, никого уже не осталось, – сказала она в ответ на мои расспросы о жизни при дворе государыни. – Теперь там все молодые…
Мне захотелось как-нибудь дать знать государыне, кто я такая, взглянуть на нее хотя бы издалека, когда она, павильон за павильоном, будет обходить строения храма, ради этого я даже не пошла перекусить в хижину, служившую мне приютом. Как только послышались восклицания: «Вот она, вот!» – я спряталась в сторонке и увидела богато украшенные носилки, которые поднесли к храму.
Священный дар гохэй вручил жрецам храма сопровождавший государыню приближенный наследника, вельможа Канэсуэ Сайондзи. Он был так похож на своего отца Акэбоно – в ту пору, когда тот, еще совсем молодой, служил в Правой дворцовой страже, – что одно это уже наполнило мою душу волнением.
Был восьмой день третьей луны. После посещения главного храма государыня, как положено, проследовала к павильону Тоганоо. Прибыли всего два паланкина; очевидно, выезд совершался как можно более незаметно, так чтобы не привлекать внимания. «Стало быть, разгонять народ не будут, а значит, и меня в толпе не заметят, взгляну на нее хотя бы одним глазком…» – подумала я и пошла следом. В свите государыни было еще несколько женщин, пеших. Как только я увидела, узнала сзади знакомый облик, я уже не могла сдержать слезы. Уйти, однако, тоже была не в силах и осталась стоять у входа. Церемония поклонения закончилась, государыня вышла.
– Откуда вы? – спросила она, остановившись возле меня.
Мне хотелось рассказать ей все-все, начиная с давно минувших времен, но я сказала только:
– Из Нары…
– Из храма Цветок Закона? – переспросила государыня.
У меня выступили на глазах слезы, я испугалась, что ей покажется это странным, и хотела молча уйти. Но уйти, так и не сказав ничего, я была не в силах и осталась стоять на месте, а государыня меж тем удалилась. Вне себя от сожаления, я взглянула ей вслед и увидела, что она в нерешительности остановилась у лестницы, затрудняясь спуститься по высоким ступеням. Не теряя мгновения, я приблизилась и сказала: