Непрошеный Дар (СИ)

На вокзал Веру пришли провожать все: отец с Мариной, тётушка с дядей, бабуля, Ростик с Юлей… Юля поглаживая большой живот, радостно рассказывала, что у них с Ростиком будет девочка. Так врач на УЗИ сказал. Девочка хитро показала "узисту" язык, так что врач, который придерживался принципа не говорить пол ребёнка заранее (хотя этот вопрос интересовал всех в первую очередь), не выдержал, засмеялся и показал медсестре: "Смотри, какая хитрюга, она нам язык показывает". По ключевой фразе "она", Ростик с Юлей и поняли, что у них будет хитрая дочь. Об этом Ростик с Юлей наперебой рассказали раза два дома, ещё раз в такси, и повторили "на бис" на вокзале. Тоже несколько раз.

На перроне бабуля утирала слёзы. За два месяца каникул бабуля уже привыкла к тому, что с ней Вера. А сейчас Вера уезжает. Да, запланировано. Да, билеты были куплены заранее… Но, всё равно оказалось, что два месяца пролетели незаметно и Вера уезжает быстро и "вдруг".

Вера стояла с семьёй до тех пор, пока из привокзальных динамиков не услышала марш "Прощание славянки". Пришло время прощаться и уезжать, хотя Вере и не хотелось… Вера было дело, заикнулась о том, чтобы остаться жить с бабулей и перевестись в лицей здесь, но мать была непреклонна: “Домой. И точка!”

Вера махала из окна отходящего поезда до тех пор, пока провожающие не исчезли из виду. После чего вернулась на свою боковушку плацкарта. Поезд был дневной, ехать меньше восьми часов, так что Вера не стала выбирать, просто вместе с отцом купили билет на то место, которое было свободным на удобную для Веры дату.

Вера смотрела в окно и, по сложившейся традиции, считала тоннели. Их было шесть. Их всегда было шесть. И тем не менее, Вера каждый раз считала каждый тоннель.

В Симферополе их полупустой вагон оживился новыми пассажирами. И напротив Веры, на боковушку грузно плюхнулась женщина.

— Вы домой? — Спросила соседка Веру.

— Я на учёбу, — неопределённо ответила Вера, стараясь не поднимать вопрос дома.

— А я домой, — радостно сообщила женщина, — вот гостила у дочки с зятем, — дочь моя с детства говорила, что выйдет замуж за военного в красивой форме. И вот вышла. Сбыла, можно сказать, свою мечту. А я по внукам соскучилась. Дочке так и сказала: хочу внуков видеть. Сначала хотела забрать их к себе, в деревню, а дочь сказала — мама, отдохни у нас, на море походишь. И вот я рванула.

Женщина была явно намерена пообщаться, но Вере говорить с попутчицей не хотелось.

Сначала Вера демонстративно надела наушники и достала общую тетрадь с записями. Потом, чуть позже, также демонстративно не вынимая наушники из ушей, достала альбом для рисования. Рисовать Вере не хотелось, поэтому она усиленно делала вид, что рисует, наводя тени на уже готовых рисунках.

Сон пришёл внезапно. Сон про Геллера. Причём, как и в первый раз, сон про Геллера был, как бы издалека: как будто Вера находилась рядом и просто видела происходящее глазами негласного молчаливого наблюдателя…

***

Первым делом по возвращению в Вену, Геллер навестил своего наставника и старинного приятеля его отца — Франца фон Питрейха. Комендант по-отечески обнял Геллера.

— Прости, сынок, — также, по-отечески, продолжил комендант, — когда я узнал, что тебя отправили в тот злополучный поход на окраину империи, было уже поздно — ваш отряд уже выехал, и я не смог тебя вернуть. Прости. Искренне прости. Твой отец, доверяя тебя мне, был уверен в том, что бы ты, его единственный сын не попадешь в бойню. А я… Мне жаль, я не смог тебя уберечь.

— Всё хорошо, — успокаивал коменданта Геллер, — герр фон Питрейх, Вы не виноваты в том, что меня отправили. И никто не виноват. Так сложились обстоятельства.

— Твой батюшка, да даст Господь ему силы и здоровье, — продолжал комендант, казалось не слыша то, что говорил Геллер, — твой батюшка был безутешен, когда мы потеряли тебя и считали без вести пропавшим… к слову, — гнул свою линию комендант, — я отправил твоему батюшке весть о том, что жив и… здоров?

— Благодарю за беспокойство, герр фон Питрейх, я здоров, — Геллер пытался перевести разговор в нужное русло, но… комендант был непреклонен.

— Геллер, мальчик мой, — продолжал комендант, — я просто обязан убедиться в том, что ты здоров. Прости. Но твой батюшка… — комендант глубоко вздохнул, — и снова тысяча прости, за мою бестактность… Но твой батюшка настоятельно просил проверить состояние твоего здоровья. Не обессудь… Ты… прими мои бесконечные извинения за бестактность и фамильярное обращение… Ты знаешь сам, Геллер, что я обязан твоему батюшке своей жизнью. И самое малое, что я могу сделать — это помочь тебе. Так что, Геллер, мы уезжаем немедленно, мой лекарь уже ждёт нас, ждёт тебя, чтобы мы смогли отправить письмо твоему батюшке. Ты сам знаешь, что мои слова без заключения лекаря, твой батюшка не примет во внимание…

Геллеру не нравилась затея коменданта, но… он подчинился. Просто глубоко вздохнул и сел в карету.