— А как же от него было избавиться? Остановился у ворот, зашатался. Я испугалась: вдруг помрет? Что потом делать, а? Куда его? Я ж ни имени, ни дома не знаю. А искать кинутся — Розелл виновата. Просить меня стал, в общем. В который уж раз. Чуть не плакал и на колени не падал. Говорил, мол, есть человек, который его больше всех ненавидит, мстить придет. Я спросила, кто. А он не ответил, головой замотал и сказал, мол, сам во всем виноват, допустил какую-то ошибку. И снова просить: защити, говорит, Розелл, от врагов. Защити да защити. Эй, ты чего там высматриваешь, а? Думаешь, значок гильдии нацепила и можешь в чужую работу нос совать?
Розелл заметила как я рассматриваю недоделки амулетов на столе, но двинуться с места под взглядом Реджиса не решилась.
— На вопросы отвечу, но ковыряться в своих делах не дам. И ты, парень, от шкафа-то отойди. Все равно ничего не смыслишь.
Она опять взглянула на меня.
— Руки убрала. Обожжешься, а я виновата?
— Нечем здесь обжигаться, — отозвалась я, проводя рукой над вещью, напоминающей гнездо. Сухие веточки орешника, цветки, отвар из которых вызывает сон, свежая шелковая трава и птичьи перья на нитке. — Сила только в траве есть, а толку от нее не будет.
— Ишь ты, «не будет», — насмешливо повторила Розелл. — Раз умная такая, может, знаешь, как исправить?
Под пылающим взглядом ведьмы я взяла бесполезное гнездо. Очень хотелось его разломать, ведь за подобную чепуху на рынке нещадно дерут деньги, но лучше не устраивать скандал.
— Знаю. Вытащить цветки, истолочь с сушеными ягодами, чтобы не противно было, заварить кипятком и дать настояться денек. Выпить на ночь. Тогда хоть какой-то толк от твоего рукоделия будет. Глядишь, деревенские в городскую стражу не пожалуются.
Розелл цокнула языком.
— Гонору у гильдейских, я смотрю… Только люди не к тебе идут. Мне лучше знать, что помогает.
— Дело твое. Только силы нужной в этом едва ли наберется.
Не знаю, чувствовала ли Розелл — компоненты амулета бесполезны. Цветы по большей части старые и пересохшие, ветки должно быть срезаны осенью, когда упали листья, а чего-то редкого и особенного вовсе нет. Все из леса.
— Что вы дали Обену? — спросил Реджис. — Рассказывайте.
Розелл в который раз покосилась в мою сторону и продолжила:
— Дала амулет от злого глаза. Не было ничего другого, а он все не уходил. Любые деньги предлагал, а я что? Сам видишь — не дано сильных вещей создавать. Так, по мелочи: животину заговорить, мышей из амбара прогнать, жар снять или кашель успокоить.
— И все? — Анри подошел ближе. — А слухи будто вы разбойников кого убили, а кого до безумия довели?
Розелл рассмеялась.
— Слухи то, парень, слухи. Сам же сказал. Разбойники те небольшого ума, да пьянее любого моряка были. Откуда ж знать, от чего померли? Напугала немного — убежали. А в лесу всякое встретить можно.
— Значит, больше ничего об Обене не знаете?
— Не знаю, господин. Все б рассказала, да не знаю.
— Правду скажите.
После слов Реджиса кожу захолодило. Я едва не выронила амулет, похожий на тот, что он передал в лесу. Розелл застыла и, не отводя взгляда, выговорила как заученную скороговорку безжизненным голосом.
— Не знаю ничего больше, господин. Тот амулет дала, чтоб отвязался. Деньги взяла, но как без денег-то? Одна живу, помочь некому. А за серьезные дела, про которые он говорил, не берусь. Не моего ума дело.
Реджис качнул головой. Розелл тем временем очнулась, сдавленно охнула и опасливо подалась назад, потирая ладонями плечи.
— Госпожа Ирмас, что скажете?
— Похожий амулет вы дали Обену?
Ведьма кивнула.
— Это он, господин дознаватель. Совсем небольшой силы. Сработает разве что против слабенького приворотного зелья.
— А против большего и не просят. Ко мне знаешь сколько девиц вроде тебя приходит? У каждой то соперница, то подруга злая, то любимый бросил. К тебе б тоже в очередь встали.
— Обойдусь как-нибудь.
— Да вижу. Коли не дело, на порог бы не ступила. Про замужество и спрашивать не станешь. Не из таких.
— Плевать мне на замужество. А если и спрашивать, так не у тебя.
Розелл едко ухмыльнулась и исподлобья взглянула на Реджиса.
— Ты, господин, если что узнать хотел, говори. Лгать не стану. Сам видишь. Только стражникам ни слова. Эти жалобу услышать, явятся да еще дом сожгут. Бывало грозились.
— Вреда не делайте — не явятся, — не проникся мольбой Реджис. — Скажите лучше, нет ли в округе еще кого-нибудь вроде вас? Мог Обен пойти к другому человеку?
— Нет никого. В городе, может, кто и живет. Но тех не знаю. Здесь до самого Крирейна ни единого одаренного на найдешь.
— А себя вы, значит, одаренной считаете?
— Разве ж нет? — Розелл сощурилась. — Только сила моя не в зельях как у спутницы твоей. Рядом вон стоит да не слышит, как от тебя кровью чужой несет.
На лице Реджиса не дрогнула ни единая жилка, а вот взгляд стал недобрым. Таким, что Розелл попятилась и быстро заговорила: