Непутевая

— Неправда! Посмотри на себя!

— Знаешь, почему я в Уорсли? Потому что одна вшивая учительница в той дыре, где я ходила в школу, питала ко мне особый интерес. Потому и нагрузила меня всякими премудростями. Я была единственной во всем классе, кто действительно чему-то научился. — Она вызывающе посмотрела на меня, ожидая, что мне остается поднять руки вверх.

— Ну и что? По-моему, это только подтверждает мою точку зрения: умные люди — вне политики.

— Вздор! Твоя голова набита дерьмом, поняла, сучка? Продолжай в том же духе! Живи как та — с часами на груди! Аккуратно, благопристойно! Никакого риска, а следовательно, и ошибок! Ни друга, ни детей, ни животных — никто не вмешивается в твое драгоценное расписание. Когда особенно одиноко — может обнять ногами виолончель или занять свои мелкие мозги рассуждениями о Декарте. Вот кто твой идеал! Ну и убирайся отсюда!

— Жить так, как мисс Хед, вовсе не плохо. По крайней мере, лучше, чем шарахаться всю жизнь от одной неудачи к другой, как я до поступления в Уорсли.

— Ничего страшного в таком шарахании! Если, конечно, ты не безнадежная страдалица.

— Как ты самонадеянна! Почему ты так уверена в себе?

— Потому что знаю: лучше рисковать и ошибаться, делая добро, чем заживо похоронить себя. Единственная страсть мисс Хед — Декарт и Спиноза.

— Ну, мне не довелось «делать добро», Эдди, поэтому я и аполитична. Посмотри, сколько зверств совершается под лозунгом «делать добро». Я, как и мисс Хед, предпочитаю заниматься тем, в чем разбираюсь.

От возмущения она так затрясла головой, что коса запрыгала на спине.

— Тебе это только кажется, что ты в чем-то разбираешься. Ха-ха!

— Если даже я допущу, — хотя, конечно, этого не будет, — что прав Ницше, все равно, есть несомненные факты!

— Например? — фыркнула она.

— Факт, что атом состоит из положительно заряженных протонов и отрицательных электронов, и если они соединены определенным образом, то получается определенный элемент.

— И тебя потому не интересуют другие люди, что ты занята проверкой этих важных истин? Ладно. Но ты знаешь, что в Индии есть культура, в которой в качестве основной единицы времени используется время, необходимое для закипания кастрюли с рисом? И они, кстати, отлично живут с такой единицей.

Я выскочила, хлопнув дверью, помчалась в лифт и спустилась на первый этаж. Пробежала вестибюль, длинный коридор с внушительными портьерами и, наконец, постучала к мисс Хед.

— А, мисс Бэбкок, это вы! А я уже решила, что где-то пожар. Входите.

Я устало опустилась на диван.

— Что-то случилось? Хотите чаю? Я как раз заварила новый.

— Да, пожалуйста. С лимоном.

Эдди нагло врала. Мисс Хед посвятила себя другим людям — например мне. Не имеет значения, какие она преследует при этом цели.

Мисс Хед разлила чай из своего серебряного инкрустированного чайника.

— Итак? Что привело вас ко мне в столь поздний час?

— Я вам помешала? Простите!

— Нет, нет, все в порядке. Я только что играла Вивальди, — она кивнула на прислоненную к креслу виолончель.

— Скажите, еще не поздно поменять философию девятнадцатого века на ваш семинар Декарта?

— Гм-м-м, — она пристально посмотрела мне в глаза. — Я вас предупреждала. Конечно, поздновато. Уже прошла половина семестра. Но… я подумаю. К счастью, я декан вашей группы, ваш наставник и преподаватель семинара, который вы решили посещать. Но… все это очень странно.

— Я понимаю, мисс Хед, но, по-моему, Ницше мне ничего не дает.

— Хорошо, я подумаю. Я приму решение и на днях сообщу вам. Можете на меня рассчитывать.

Она поставила свою чашку и включила метроном. Потом установила виолончель и заиграла быструю пьесу из «Времен года». Я внимательно следила за развитием тем и вариаций и вскоре почувствовала облегчение. В полумраке комнаты матово поблескивала виолончель. За окном свисали голубые сосульки…

— Спасибо, мисс Хед. — Я поставила чашку и встала. — Мне было очень нужно прийти к вам сегодня.

— Заходите еще, мисс Бэбкок. В любое время. И без всякого повода.

В среду я сидела в столовой и ела китайское рагу. Неожиданно за мой столик уселась Эдди. Я холодно кивнула. На мне был аккуратный костюм из твида, на ней — желтые джинсы, черный свитер и сандалии «голиаф». Из косы торчали пряди. Весь ее вид оскорблял мои эстетические чувства.

— Ну, как поживает придворная дама из Кастла?

— Это ты меня спрашиваешь?

— Тебя, милочка.

— Отлично, спасибо. По крайней мере, пока тебя здесь не было.

— Ну, ну, давай, Джинни. У нас впереди еще много месяцев быть соседями. Может, будешь повежливей?

— Я всегда вежлива. Если ты помнишь, то это ты первая оскорбила меня, назвав придворной дамой.

— Ладно. Твоя взяла. Извини. Знаешь, мне нужна твоя помощь.

— Что? — никогда еще ей не была нужна моя помощь.

— Мы проводим опыт по психологии. Ты не примешь участие? Это займет не более получаса.

— Не знаю… У меня реферат и…

— Пожалуйста.

— Ну ладно! — мне было лестно, что сама Эдди Холзер просит у меня помощи.

После ланча мы отправились в лаборатории. Около бронзовых солнечных часов Эдди остановилась. Украшенный завитками столбик-указатель показывал два часа.