Неравная игра

Судя по всему, Эрику отнюдь не просто и дальше изображать уверенность, поскольку на его лице отражаются сомнения. Все-таки заявить, что ты готов пристрелить человека, это одно, но вот пустить в ход оружие по-настоящему — уже совсем другое.

Ситуация явственно выходит из-под его контроля. Он поднимает пистолет… и действительно находит в себе смелость нажать на спусковой крючок.

В столь ограниченном пространстве выстрел звучит просто оглушительно, и я вся сжимаюсь, когда стена у меня за спиной взрывается штукатуркой. Слава богу, пуля проходит у Клемента над плечом.

Хоть в ушах у меня стоит звон, я уже раскрываю рот, чтобы попытаться уговорить Эрика успокоиться, однако мне вдруг открывается, что вид у него ошарашенный, а рука с пистолетом опущена. Возможно, отдача оказалась сильнее, нежели он ожидал, или же он пытается понять, как ухитрился промазать по такой огромной мишени. Как бы то ни было, Клемент пользуется секундной неуверенностью Эрика.

Великан делает прыжок вперед, в одно мгновение покрывая разделяющие их пару метров. Эрик с округлившимися глазами вскидывает пистолет, чтобы вновь пустить его в ход. Горизонтального положения рука так и не принимает, однако выстрел все-таки раздается.

Клемент не вскрикивает от боли и не подает никаких других признаков, что в него угодила пуля. Как раз наоборот. Он хватает Эрика за запястье и выкручивает ему руку. Старик вскрикивает, и оружие падает на пол. В кои-то веки великан не входит в раж и не отправляет свою жертву в полет через всю комнату. Он просто вцепляется старику в свитер и волочет его на середину помещения.

— Сядь, — велит Клемент и толкает Эрика спиной вперед.

Намеревался ли мой некогда мертвый друг и коллега садиться или же нет, но после неуклюжей пробежки задом наперед он плюхается прямиком в кресло. Клемент подбирает пистолет, прячет его в карман и поворачивается ко мне:

— Пупсик, что ты хочешь с ним сделать?

Еще один вопрос. Но на этот раз ответ, кажется, у меня имеется.

— Мне нужны объяснения.

Эрик угрюмо смотрит на меня и цедит:

— Хоть всю ночь меня здесь продержите, ничего я вам не скажу.

Вот теперь мне приходится иметь дело с собственной совестью. Достанет ли мне лицемерия подбить Клемента к использованию его нестандартных методов допроса или же я просто приму нежелание Эрика говорить?

Я подхожу к креслу.

— Прости, Эрик.

— За что?

— За мою слабость. Я не хочу этого, но если ты отказываешься объяснить, какого хрена происходит, у меня просто нет выбора.

Я поворачиваюсь к Клементу:

— Заставь его говорить.

— Ты уверена?

— Как раз не уверена, но, боюсь, без горечи сладкого не получить. В общем, делай, что считаешь нужным.

Великан достает нож из ботинка. Эрик содрогается от одного лишь щелчка раскрываемого лезвия.

— Подожди! — вскрикивает он. — Предлагаю тебе сделку.

— Слушаю.

— Я все тебе расскажу, но при одном условии. После того, как я закончу, ты позволишь мне уйти и в полицию обратишься только завтра утром. Если это входит в твои планы, конечно же.

— Сначала послушаем, что расскажешь.

— Эмма, ты должна мне.

— Вот как?

— Разве я не приглядывал за тобой? Карьеру-то ты сделала лишь благодаря мне, ведь я направлял каждый твой шаг. Да если бы не я, тебя бы здесь попросту и не было. Эмма, это я тебя сделал.

Спору нет, как журналистка я многим обязана наставничеству Эрика, однако, как мне представляется, он все-таки чересчур преувеличивает свои заслуги.

— Эрик, не в твоем положении торговаться. Ты только и можешь выбирать, будет наш разговор проходить по-хорошему или по-плохому. Но расскажешь ты мне все в любом случае.

— Я старый человек, и если ты натравишь его на меня, я запросто могу умереть от сердечного приступа. И ты никогда не узнаешь правды.

Тут свое мнение высказывает Клемент:

— А тебе так важно сдать его фараонам, пупсик? Лично я не горю желанием общаться с ними, так что пускай выкладывает, что знает, да уе***ет. Для статьи сведений у тебя и без того целый вагон.

— Ладно, — фыркаю я. — Что ж, давай выслушаем тебя, Эрик. Зачем ты сфабриковал свою смерть и какого черта ты здесь делаешь?

Старик немного расслабляется, выпрямляет спину и начинает:

— Я здесь потому, что пытался помочь Алексу. Он влип в какой-то коррупционный скандал и пожаловался, что вы с дружком копаете под него.

— Но с какой стати тебе помогать Алексу? Насколько помню, вы не особенно-то и ладили между собой, когда работали вместе.

— Потому что, — вздыхает Эрик, — он мой крестник.

— Что? Алекс — твой крестник?

— Был, — спокойно поправляется он.

— Вот как? Но я проработала с вами обоими несколько лет, почему ни один из вас ни разу этого не упомянул?

— Я взял Алекса под крыло после гибели его родителей при кораблекрушении. Он только закончил университет, вот я и ввел его в журналистику, пускай специальность у него и была непрофильная. Обвинения в кумовстве мне были ни к чему, так что мы договорились не распространяться о нашей связи. Но не мне говорить тебе, что он совершенно не подходил для нашей профессии.