Неравноценный обмен (СИ)

Первым, что бросалось в глаза, было магическое поле, начерченное на полу. Кровью начерченное — и это уже не понравилось Яо. Оглядеть целиком все знаки из положения сидя не удавалось, поэтому он еще раз осмотрелся по сторонам. Немногие вещи в этой нищей лачуге были или порваны, или разбиты. Более-менее целым, хотя и несколько погнутым, оказалось небольшое бронзовое зеркало, и Цзинь Гуанъяо потянулся за ним. У него сосало под ложечкой нехорошее предчувствие, но мысли в голове, все еще немного гудящей после столкновения со стеной, пока еще никак не могли сформироваться хоть во что-то связное.

Наконец зеркало оказалось у него в руках, и Яо зачарованно уставился на свое отражение. Мертвенно-бледное лицо с лихорадочно-алыми щеками едва не заставило его выронить зеркало из рук, однако почти сразу он сообразил, что это крайне неумелый макияж. Нащупав поблизости какую-то тряпицу, Цзинь Гуанъяо постарался обтереть свое лицо. С водой дело пошло бы лучше, но воды рядом не было, а дешевая пудра оказалась настолько плохого качества, что сама отваливалась кусками. Когда Цзинь Гуанъяо удалось более-менее очистить свою физиономию от дурацкого грима, он посмотрел на свое отражение вновь — и снова едва не выронил зеркало.

Вместо его собственного лица на него оттуда смотрело лицо Мо Сюаньюя.

Цзинь Гуанъяо прикрыл глаза, досчитал до десяти, приводя в порядок дыхание, а затем снова посмотрел. Лицо изгнанного некогда братца никуда не делось. Не то чтобы Яо уделял ему много внимания, однако в первое время после знакомства он дал себе труд придирчиво вглядеться в черты его лица. Сам Цзинь Гуанъяо на отца не походил совершенно, и потому ревниво изучил внешность другого ублюдка, которому выпала удача оказаться признанным главой Цзинь. Мо Сюаньюй, впрочем, на Цзинь Гуаншаня тоже не слишком-то был похож, и это Яо успокоило. Когда же оказалось, что очередной отпрыск еще и крайне бездарен, то Цзинь Гуанъяо отнесся к нему уже даже со снисхождением. У Мо Сюаньюя имелись все шансы беспечально прожить в Башне Золотого Карпа до конца своих дней, если бы он не пересек границы допустимого.

Цзинь Гуанъяо пошарил взглядом по полу. Тут и там валялись как обрывки бумаги, так и пусть разрозненные, но целые листы. Цзинь Гуанъяо дотянулся до большинства из них и попытался собрать воедино. Исписано почти все было одной и той же рукой — наверняка рукой Мо Сюаньюя, — и представляло собой довольно-таки бессвязный поток мыслей. К счастью, Цзинь Гуанъяо отлично умел работать с информацией, даже в самой бестолковой подаче, и вскоре история семьи Мо раскрылась перед ним как на ладони.

На это Цзинь Гуанъяо только хмыкнул. Он всегда знал, что старт у Мо Сюаньюя был получше, чем у него, однако тому не хватило ни мозгов, ни ловкости этим воспользоваться.

А вот другая часть бумаг заставила его напрячься. Даже оказавшись изгнанным из Башни Золотого Карпа, Мо Сюаньюй не выкинул из головы объект своих мечтаний, и потому изрядный кусок его своеобразного дневника куда больше походил на выдержку из весеннего трактата. От фантазии братца у Яо, привычного ко многому, глаза едва не полезли на лоб. Неужели Мо Сюаньюй действительно жаждал все это проделать, причем именно с ним, с Яо? Тощий жалкий мальчишка, имеющий слабость к красивым тряпкам и женской косметике, оказывается, не просто хотел пробраться в постель к Верховному Заклинателю, но и овладеть им?

Цзинь Гуанъяо посмотрел на записи в своих руках с отвращением. Свою задницу он готов был подставить разве что только Лань Сичэню — и то лишь потому, что иной вариант и вовсе представлялся нереальным. Если уж это восхитительное божество и удастся затащить к себе в кровать, то только подчинившись. Сам Цзинь Гуанъяо предпочитал активную роль, но здесь, ради исполнения своего заветного желания, готов был уступить.

Цзинь Гуанъяо методично разорвал записи о себе на мелкие клочки и крепко сжал их в кулаке. В отдалении он приметил перевернутую жаровню и дал себе слово, что, как только сможет подняться на ноги, тут же сожжет всю компрометирующую его информацию. Вообще надо было избавиться от Мо Сюаньюя, как и от всех прочих отцовских ублюдков. Вэнь Жохань всегда говорил, что добро выходит боком, — и был прав. Собственно, он на своем опыте в этом убедился, а Яо следовало бы усвоить этот урок еще тогда. Цзинь Гуанъяо когда-то подумал, что Мо Сюаньюй ничтожен настолько, что его позорного изгнания будет достаточно. А тот мало того, что свои эротические фантазии на бумагу переносит, так еще и ритуалы какие-то темные проводит!

Поколебавшись немного, Цзинь Гуанъяо сделал еще одну попытку подняться на ноги. Это ему наконец-то удалось, однако, встав, он был вынужден тут же схватиться за стену — его ощутимо шатнуло. Помимо слабости, которую, несомненно, оставил после себя ритуал, и тянущей боли там, куда пришлись пинки самодовольного юнца, отчаянно кружилась голова. И дело было не только в ударе об стену — еще и угол обзора оказался непривычным.

«Ну да, точно, Мо Сюаньюй ведь выше меня», — мелькнула у Цзинь Гуанъяо рассеянная мысль.