Неравноценный обмен (СИ)

Цзинь Гуанъяо старательно подавил в себе растущее раздражение и вернулся обратно на топчан. Нет ничего контрпродуктивнее бессмысленной злости — это он усвоил еще с юности. Нельзя упускать возможность сделать полезные шаги, но когда судьба временно вставляет палки в колеса, лучше не распылять драгоценную внутреннюю энергию, а сосредоточиться на чем-нибудь ином.

Ища хоть сколько-то безопасные для своего душевного равновесия мысли, Цзинь Гуанъяо вспомнил, что надо бы позаботиться о своих ранах. Те, хоть и были не настолько глубокими, чтобы по-настоящему повредить руку, все же мешали ею пользоваться, да еще и выглядели довольно-таки неприглядно. Поиск чистой ткани в этом грязном и бедном домишке занял немало времени, и в процессе Цзинь Гуанъяо задумался над тем, что, несмотря на то, что раны были нанесены уже достаточно давно, они и не думают хоть сколько-нибудь заживать. Конечно, уровень самосовершенствования Мо Сюаньюя был крайне низок, но даже у вполне обычного человека уже должна была появиться хотя бы тонкая корочка, стягивающая кожу по краям.

Раны, однако же, продолжали несильно, но кровоточить.

Цзинь Гуанъяо это обеспокоило. Конечно, с одной стороны, он не являлся злобным духом и вроде как не обязан был исполнять пожелания. Но, с другой стороны, хоть и очень криво, но ритуал все-таки сработал. Тело, пусть и совершенно ненужное, Цзинь Гуанъяо занял — и, вполне вероятно, правила ритуала все так же подразумевают, что за него следует расплатиться.

Наконец, найдя более-менее чистую тряпицу, Цзинь Гуанъяо тщательно замотал свою руку и сел в позу для медитации. Пожалуй, стоит выяснить, чего же хотел Мо Сюаньюй, и перед уходом исполнить это его желание. Это даже весьма полезно будет сделать, ибо, договариваясь об обратном обмене, крайне уместно будет упомянуть, что свою часть сделки Цзинь Гуанъяо выполнил, а потому только справедливо вернуть ему его же тело.

Осталось только узнать, что хотел братец.

Самое очевидное отсекалось. Ни получение Яо в любовники, ни возвращение к сытой жизни не имели смысла тогда, когда сам Мо Сюаньюй лишался возможности насладиться ими. Значит, это должно быть что-то такое, что принесет пользу не самому просителю, а кому-то другому. Пользу — или вред.

Второе — гораздо более вероятный вариант. Сам Цзинь Гуанъяо, если бы нужда настолько приперла его к стенке, что не нашлось бы никакого иного выхода, кроме как пожертвовать тело злобному духу, наверняка попросил бы напоследок разобраться со своими врагами. Вообще-то Цзинь Гуанъяо с врагами предпочитал разбираться сам: торжество над теми, кто его когда-то унижал, возносило его душу на высоты, сравнимые с оргазмом. Однако, если бы у него не осталось совсем никаких вариантов для сохранения жизни, он рад был бы отомстить и после смерти.

Цзинь Гуанъяо задумчиво посмотрел на свою руку и криво усмехнулся. Каким бы жалким Мо Сюаньюй ни был, он все-таки являлся Цзинем. Нетерпимость, мстительность и жажда признания буквально горела в их крови. Четыре раны очень легко было сопоставить с четырьмя обидчиками, постоянно мелькавшими на страницах своеобразного дневника братца. Оказать подобную услугу Цзинь Гуанъяо мог. В нынешнем теле это будет не так уж легко, но, с другой стороны, тут не надо будет особо заботиться о соблюдении приличий. Скажем, какой-нибудь сонный порошок на ужин — и ночной пожар в усадьбе. Мо Сюаньюй должен порадоваться подобному известию, ему можно будет пообещать новый дом где-нибудь на другой окраине Ланьлина… До которого он, конечно же, не доберется — Цзинь Гуанъяо не собирался оставлять в живых человека, способного придумать и осуществить такой дурацкий, но опасный план — однако Мо Сюаньюю до поры до времени знать этого не полагалось.

Оставалось только пробиться наружу, побыстрее разобраться с местной проблемой — и можно будет с чистой совестью поспешить к Башне Золотого Карпа.

И поесть, перед тем, как погрузиться в медитацию, подумал Цзинь Гуанъяо. Обязательно поесть. Он так давно не испытывал настоящего голода, что сейчас не сразу распознал его за общим довольно-таки паршивым состоянием этого тела. Чувство голода, почти забытое, но когда-то до омерзения знакомое, сводило желудок и подкатывало к горлу пустой тошнотой. Мо Сюаньюй давно уже ничего не ел, но, если родичи не решили его угробить окончательно, должны же они были хоть когда-нибудь дать ему съесть хоть что-нибудь?

Расчет оказался верным. За медитацией Цзинь Гуанъяо потерял счет времени, однако шебуршение за дверью вывело его из этого состояния. Он бесшумно скользнул к выходу, готовясь наброситься на того, кто войдет. Сил в теле Мо Сюаньюя было немного, но Цзинь Гуанъяо знал, на какие точки давить, чтобы быстро обезвредить противника. Если это обычный человек — а в этой деревеньке вряд ли бы нашелся заклинатель, к тому же готовый приносить еду местному идиоту, — то справиться с ним не составит труда.