Читаем Нерентабельные христиане. Рассказы о русской глубинке полностью

Я помню как вчера: в то время Шереметьево было просто местечком недалеко от Москвы. Я до сих пор помню березовый лес. Удивительно красиво. Березовый лес по дороге в Москву. Это был июнь 1970 года. До полета я заболел, была лихорадка. Я так переживал, что меня не пустят. И вдруг – как чудо… Наверное, ничего особенно серьезного не было. Я полетел в Нью-Йорк на лечение, и оказалось, что все хорошо. Я очень хотел в Россию! Но все-таки это была другая страна, я это почувствовал. Было и то самое, что у Пушкина в «Евгении Онегине»: «охота к перемене мест» – вот что было.

Ближе к России – ближе к подлинной красоте

Север России, его архитектура – это как фрагмент одной драгоценной мозаики. Чтобы видеть великие произведения искусства, скажем, витражи где-нибудь в соборе Парижской Богоматери, нужно уметь воспринимать их отдельные элементы именно как части одного великого целого. Так и с русской культурой: это все органические составляющие одной русской культурной мозаики. Да, конечно, это общая культура.

Но вы знаете, во всей этой огромной стране я всегда фотографирую памятники погибшим во время Великой Отечественной войны. Часто об этом забывают. А они тоже связывают воедино все части вашей страны. На Западе это недостаточно ценят. Да просто не знают, не понимают. И не ценят. Это и обидно, и странно, но факт остается фактом. Они думают о себе, и я против этого ничего не имею. Запад тоже сделал огромный вклад в Победу, и никто этого не отрицает. Но вот масштаб… Здесь такие ужасы, такие подвиги, все это переплетено, и я все это вижу везде. Эти памятники – я их снимаю. Помню, в Хабаровске огромный мемориал… Так что это тоже связывает Россию в единое целое – ваша историческая память и ваш подвиг в той страшной войне… Я не вмешиваюсь в политику, я просто постоянно сталкиваюсь с тем, что на Западе не понимают контекст. И мне приходится иногда выступать в университетах с докладами о процессе мемориализации в России и о роли Православной Церкви, которая все увеличивается. Это очень интересный вопрос, можно отдельно об этом говорить.

А Север России, если мы говорим об объединяющих факторах, – это не только культура, это история. И история Советского Союза тоже меня очень интересует. Я не смотрю на культуру без контекста истории. Везде, и на Севере, я вижу мемориалы. Ведь на Севере есть своя специфика, и я ее очень высоко ценю. Может быть, для меня, как для искусствоведа, это один из наиболее интересных районов, но это не значит, что Вологодская область «более аутентична», чем, например, Белгородская. В конце концов, если речь идет о храмовом зодчестве, здесь не просто культура, но – духовная культура. Ведь чем занимается приход? Стремление к Богу растет – вот это главное. И храм существует для прихода. Но там, где прихода нет, все равно надо сохранять архитектуру. Вопрос аутентичности, я думаю, все-таки связан с приходом. Например, в Белгородской области восстанавливаются приходские храмы, в том числе и в селах. Это огромная работа. А архитектура – XIX век. Ну и что? Это очень интересно. Главное, что там восстанавливаются храмы, которые существовали до революции. И эти храмы уже служат местом для прихода, для духовной культуры. Так что для меня интересно все это видеть.

Другое дело, что на Севере, конечно, много заброшенных сел. И на Севере стоит очень серьезный вопрос: как сохранить храмы? В советское время возникали заповедники. Хорошо, это одно решение. Но красота храма особенно удивительна, когда церковь стоит на первоначальном месте – в своем ландшафте. Но если люди там не живут – как с этим быть? У меня точных ответов нет. Я, как фотограф, наблюдаю, сохраняю увиденное.

На Каргополье, например, чудесные деревянные храмы, но они под угрозой разрушения. Потому что если там никто не живет, то гибнет и культура, конечно. Что будет, сохранятся ли церкви – это не мне решать. Я просто изучаю, публикую статьи, книги об этих памятниках, церквях, в основном деревянных. И очень переживаю за них! Ваш известный писатель Василий Белов начал восстанавливать храм в Тимонихе. Но людей-то почти не осталось в том селе. Кто будет хранить все то, что было построено? Но все равно надо стараться, надеяться и молиться, я думаю.

«Я вам лучше расскажу про храм Василия Блаженного»

Структура храма глубоко символична. Она характерна для того времени, ведь были и другие такие храмы при Грозном. И надо понять логику, систему, объединяющую приделы в целое. В центре – шатровый храм. Правильное название церкви – собор Покрова Пресвятой Богородицы на Рву. Покрова Богородицы! Божия Матерь – Покровительница России. А первый такой храм знаете где? Под Владимиром. Покрова на Нерли. Так что не надо забывать именно о празднике – Покрове, не надо забывать, что перед нами именно Покровский собор.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Современная проза / Проза / Современная русская и зарубежная проза