Нерешенная задача

Миррано уже не знал, что говорить, его голова вжалась в плечи, и верилось, и не верилось, что эти разговоры могут закончиться какими-то решительными действиями. Но что-то уже изменилось. Дети стали ревностно уговаривать о переезде и где-то в глубине своего подсознания, он уже давно хотел что-то поменять в своей жизни, он только боялся. Ведь он, по сути, был один. Легкомысленная супруга, уж, никак не являлась его опорой в жизни. Дочери были совершенно маленькие, а сыновья стояли только на пороге взросления, но были еще не мужчинами, хотя уже и не детьми. А каждую неделю подымался этот вопрос об Америке. Хелен взахлеб рассказывала, добавляя так много своего, когда получала редкие от Ани письма. И Венгрия не была его родиной, чего держаться, о чем жалеть, о нищей больнице и о добром, умном, опытном друге и коллеге докторе Цобике. А Игн, он неведомо где. Вот……вот кому необходимо срочно написать и спросить хоть совета. А может и он пожелает податься этому неведомому порыву так кардинально изменить свою жизнь! И единственное твердое решение, которое он сейчас принял— это написать письмо своему другу — Игн обо всем. Если тот подаст несколько свежих идей, а сам он принимать решения не будет. Ему хочется перемен, а сил на эти перемены нет. Он слишком устал. Больница была битком забита тяжелобольными и раненными с фронта и каждое утро, которое он собирался на работу, ему казалось, что он дальше всего этого не выдержит. Не стояла сейчас насущная проблема обеспечивать семью. Деньги приходили к ним легко и беззаботно, от Гельмута, которому было их не жалко и в доме была всегда еда, и даже Хелен по-прежнему обновляла свой большой гардероб, но его занятость на работе и поздние возвращения с работы добивали последнее живое, что в нем осталось, и ему только хотелось всегда одного — спать, проспать беспробудно дня три, а то и больше, а о чем-то еще ему не хватало времени думать.

Чай разлили и из детской привели девочек, чтобы дать им печенья с чаем на ночь.

Михаэль стал задавать неуместные вопросы Гельмуту, но лишь потому, что с некоторых пор Северная Америка привлекала к себе его интерес. Он не поленился сходить в библиотеку и набрал себе книг, об американских индейцах, о войне, между севером и югом, отменившей рабство и в этом они были солидарны с Гельмутом.

— Представляете — заявил он громко во всеуслышание — Встречался ли в мире еще где-нибудь такой лидер, имеющий власть и состояние, с такими прогрессивными взглядами, чтобы пойти против рабовладельцев и отменить такую штуку, как владение одного человека другим? Рабов могли продавать, детей разлучать с родителями, убивать — безнаказанно! Линкольн не наследовал власть от своего отца по наследству. Его судьба делалась им самим. Не то что у нас в Венгрии.

— По придержи язык! — прикрикнул на него Миррано. — Один уже договорился!

— Па! — вяло возразил Гельмут. — Если бы я видел, что это на самом деле причинит мне, или нам зло, я бы вообще не пошел в тот дворец! Па …мы должны уехать в Америку и все внешние силы подталкивают нас к этому.

Чашки взвизгнули тонким звуком, от удара Миррано по столу. Он подскочил и заметался взад и вперед рядом со своим стулом, потом, вдруг, подскочил к секретеру, потом к буфету и стал шлёпать ладонью по столу.

— Гельмут, это буфет и только буфет и больше ничего не надо. У меня голова идет кругом от работы, от принимаемых решений, от которых зависит жизнь человека! Я уже сказал, хватит всяких предсказаний и хватит об Америке! Мы живем здесь! А я живу всегда с тобой — он указал пальцем в Гельмута — и с тобой — на Хелен — как на вулкане! А я хочу спокойно жить! — и уже две его ладони бессмысленно колотили по буфету! — Не надо мне этих сложностей, или тонкостей, я не хочу знать, что ждет меня, тебя, его впереди, я просто хочу жить! Как нормальный человек! — Слетевший с плеча кокаду, в так его эмоциям, метался под потолком и Хелен, потащила девчонок в другую комнату.

— Тише, что ты так расшумелся? — спросила она, по привычке включив в ход защитную реакцию «дурочки» — Устал, иди ложись спать.

Миррано, глотнув грудью по больше воздуху, мгновенно затих, и махнув рукой, решил так и поступить.

Неделя прошла в семье Миррано, на редкость, тихо. Может еще и потому, что сам Миррано только две ночи переночевал в семье. Он приходил уставший и рассеянный от каждодневного напряжения сил и внимания на работе и от него никто не слышал никакого диалога, никаких вопросов, он глотал все что видел на кухне, быстро мылся под душем и чуть присев на кровать, уже спал. Хелен еще лелеяла надежду о чем-то очень для неё важном поговорить с ним, но только слышала в ответ тонкий, изящный присвист его носоглотки, изредка прерывающийся храпом в высокой тональности. Утром же она любила поспать, а он уходил рано и придет ли этой ночью, заранее обнадежиться, было трудно. Она звонила ему на работу, но ей передавали, что доктор Миррано на операции или занят с тяжело больными и тогда произошло непоправимое.