Нерон. Император Рима

Думаем, есть смысл предположить, что в это время Клавдий поддерживал связь с Нарциссом, и некий план, который находился в стадии разработки и должен был избавить Клавдия от этих проблем, вселил в него новые силы. Однажды за обедом, в любом случае когда он крепко выпил, Клавдий осмелился в присутствии Агриппины заметить, что уже избавился от одной жены и вполне созрел, чтобы избавиться от другой. В следующий раз, встретив в одном из дворцовых коридоров Британника, он обнял его своими старыми трясущимися руками и со страстью воскликнул: «О, расти скорее, мой сын, чтобы ты смог исправить все это зло!»

В первые дни октября 54 года император объявил, что намерен позволить сыну надеть toga virilis и сразу же стать совершеннолетним. Когда Агриппина холодно спросила, зачем он хочет это сделать, Клавдий взорвался: «Затем, чтобы народ Рима увидел наконец настоящего цезаря!» Этим он хотел сказать, что, по его мнению, скорее Британник вырастет настоящим мужчиной, который ему (Клавдию) по сердцу, тогда как Нерон – послушный мягкотелый сторонник этого невыносимого пуританства. Он не видел, что Нерон готов взбунтоваться не меньше его самого.

Агриппина пришла в ужас, и, когда вскоре после этого сенат выпустил новую монету с изображением головы Британника, ее тревога уже не знала границ. Она забыла, что Клавдий еще мог постоять за себя, и вдруг поняла, что он может обратиться к народу с просьбой признать своим наследником Британника по достижении совершеннолетия, невзирая на то, что император-ребенок стал бы для Рима абсолютным новшеством. В состоянии крайнего беспокойства в ее холодном сердце родилась мысль об убийстве.

Агриппина не раз отправляла на смерть разных мужчин и женщин, так почему должна сомневаться сейчас, почему не убрать с дороги эту угрозу Нерону и ей самой?

Однако ее жгуче терзал вопрос: достаточно ли взрослый сам Нерон, чтобы подняться на трон? Не имея возможности с уверенностью ответить на него, Агриппина возвращалась к тому аргументу, что на данный момент Нерон в любом случае старше и более приемлем, чем Британник. Впрочем, весомость этого аргумента в пользу ее сына могла заметно уменьшиться, как только Британник наденет toga virilis.

Вечером 12 октября во дворце должен был состояться пир по случаю одного из ежегодных праздников в честь высокочтимого Августа. Для Агриппины это стало чем-то вроде небесного знамения. Если этой ночью Клавдий умрет, ее мальчик, ее Нерон, которого она воспитывала как второго Августа, взойдет на трон, и все будет выглядеть, будто этому покровительствует его могущественный предок. Что может быть лучше? Агриппина почувствовала себя орудием судьбы, орудием боготворимого Августа, избранного им, чтобы нанести этот удар во славу дома Юлиев, во славу Рима. И она с холодной решимостью стала обдумывать свой план.

В назначенный час, когда трапеза шла своим чередом, перед императором, который уже был немного навеселе, поставили блюдо с грибами. Он любил хорошую еду, а перед таким деликатесом, как грибы, никогда не мог устоять. И теперь он ел их с обычной жадностью, но почти сразу начал жаловаться на несварение. Когда он выходил из комнаты, его одолевала тошнота. В этом не было ничего необычного, поскольку Клавдий давно страдал от проблем с пищеварением. Но из-за того, что ему пришлось лечь в постель, где рвота продолжилась, праздник быстро закончился.

Агриппина послала за его врачом Стертинием Ксенофонтом с острова Кос, который служил в штабе армии Клавдия и за свою службу был награжден. Врач оставался с императором всю оставшуюся ночь, но рано утром, обнаружив, что пациенту по-прежнему очень плохо, он приоткрыл ему рот и пощекотал перышком горло, чтобы снова вызвать рвоту. В следующий миг Клавдий откинулся на подушки. Он был мертв.

Никто не мог с уверенностью сказать, что Агриппина его отравила. Хотя мотив для подобных действий был достаточно очевиден, и Тацит подробно описывает, как она раздобыла яд у старой женщины по имени Локуста, как евнух Халот подсыпал его и что перышко, которое использовал доктор, было пропитано другим, еще более опасным ядом. Однако возможно, что случай опередил преступные намерения Агриппины и Клавдий просто съел ядовитые грибы, но умер от сердечного приступа, вызванного напряжением от рвоты.

Как бы там ни было, но утром 13 октября, когда взошло солнце, он лежал мертвый на кровати, и только Агриппина и ее ближний круг знали, что жизнь императора угасла. Ворота дворца были закрыты, и Бурр поставил стражу у каждой двери, чтобы никто не мог ни войти, ни выйти. Народу объявили, что император очень болен, а сенату, как только он ранним утром собрался на заседание, передали сообщение, предписывавшее консулам и жрецам возносить молитвы о его выздоровлении.