Нерон. Император Рима

Тацит говорит, что многие отрицают это утверждение, и Светоний и Дион Кассий заявляют, что потом император настоял на том, чтобы увидеть труп матери. Если это правда, то, когда его привели в комнату, где она лежала, он пристально уставился на нее, с ужасом глядя на страшные раны, а потом отвернулся и, видимо чтобы справиться с подступившей дурнотой, попросил воды. После этого он снова повернулся к телу Агриппины и пробормотал: «А я и не знал, что она была такая красивая». Затем Нерон распорядился незамедлительно провести траурную церемонию и кремацию и быстро вернулся во дворец. Жители Байи услышали пение жрецов и увидели, как посреди парка, окружавшего виллу, запылал огонь. Тело императрицы-матери положили на поспешно сложенный костер и сожгли. Когда огонь погас, вольноотпущенник и фаворит Агриппины Мнестер, вероятно подумав, что теперь его причастность к некоторым из заговоров его любовницы выйдет на свет, покончил с собой.

А вернувшийся во дворец Нерон «в растерянности и отчаянии ждал рассвета», как говорит Тацит. Однако наутро императору, видимо, полегчало, поскольку ему сказали, что люди собираются в храмах, чтобы возблагодарить богов за то, что Агриппина мертва, и за то, что все эти годы боги хранили императора от посягательства ее кровожадных рук.

Потом Сенека написал от имени императора письмо, которое было послано сенату, где Агриппина обвинялась в целом ряде страшных преступлений и убийств. В письме говорилось, что именно она была причиной зверств, совершенных в последние годы жизни Клавдия. Чтобы завоевать абсолютную власть, она строила козни против самых выдающихся граждан Рима. Она стремилась добиться клятвы верности от преторианских гвардейцев, а когда не смогла этого сделать, не позволила повысить их жалованье. «Сколько труда мне стоило, – добавил в письме Нерон, – разрушить ее замысел получить место в самом сенате и добиться права принимать иностранных послов». Затем Нерон описал, как судно, на котором плыла Агриппина, потерпело кораблекрушение, а она, поверив, что это было покушение на ее жизнь, послала своего вольноотпущенника, чтобы тот убил его, и как в момент ареста она сама заколола себя. В конце письма Нерон написал: «Мне с трудом верится, что теперь я свободен от нее, хотя я не испытываю от этого удовольствия».

Ненависть к Агриппине была так велика, что сенат тут же отправил Нерону свои поздравления и постановил, чтобы отныне в день ее смерти повсеместно произносились благодарственные речи, а день ее рождения был отмечен в календаре как день дурного предзнаменования; чтобы празднества в честь Минервы, когда она умерла, отныне отмечались особенно пышными увеселениями, а в здании сената были установлены статуи этой богини-хранительницы и императора Нерона, обе из чистого золота.

Однако все это не могло успокоить Нерона. «Он выглядел подавленным и убитым горем, – пишет Тацит. – Казалось, он был не рад тому, что уцелел, и бесконечно оплакивал свою мать». Во сне его терзали кошмары, и он вскакивал, звал ее по имени и нежно шептал ей слова любви. Он неоднократно заявлял, что видел ее призрак и слышал, как над холмами позади ее виллы раздавались стоны и плач Агриппины. Чувствуя, что больше не может видеть мест, связанных с этой трагедией, Нерон уехал в Неаполь, а потом начал скитаться с места на место, отказываясь возвращаться в Рим. Однажды он устроил сеанс, на котором пытался вызвать дух Агриппины, но эксперимент не удался.

Так Нерон провел все лето, и постепенно, по мере того как он все отчетливее сознавал, что теперь свободен от любых ограничений, его мрачность начала рассеиваться. «Наконец-то я император, – хмуро сказал он как-то, – спасибо Аницету». И как знак своей новой свободы вернул из ссылки несколько человек, изгнанных из Рима по воле его матери. Среди них были Юния Кальвина, несправедливо обвиненная в инцесте со своим братом Луцием Силаном, и Кальпурния – дама, которой так восхищался Клавдий. Кроме того, он велел привезти в Рим пепел убитой Лоллии Паулины и поставить над местом его захоронения надгробный памятник.

Все эти месяцы Нерон получал письма с просьбами вернуться в столицу, чтобы люди смогли оказать ему подобающий прием, чего они страстно желали. Ему твердили, говоря словами Тацита, «что само имя Агриппины было им ненавистно, что с ее смертью искры народной любви разгорелись жарким пламенем и что они просят его приехать, чтобы лично увидеть доказательства всенародного обожания». Но Нерон вернулся в Рим только осенью. И несмотря на это, его встречали такими овациями, что даже те, кто ожидал всплеска народной любви, были потрясены. На всем его пути через город были установлены ряды сидений, заполненные толпами восторженных горожан. Люди пришли целыми семьями в сопровождении женщин и детей. Там были все сенаторы, облаченные в свои официальные одежды. В плотном окружении толпы Нерон проследовал в Капитолий, где повторил слова народной благодарности богам за то, то они избавили империю от женщины, которая его выносила.

Глава 11