Тем временем Аницет доплыл до берега или был спасен заранее подготовленным для это лодкой и поспешил назад к Нерону, который в мучительном ожидании слонялся из угла в угол. Промокший до нитки и чрезвычайно взволнованный капитан сообщил императору, что, насколько ему известно, Агриппине удалось спастись, что теперь она у себя на вилле и, вероятно, прекрасно поняла, что кораблекрушение было подстроено, чтобы ее утопить. От этих слов Нерон совсем потерял голову. С неописуемым ужасом он осознал, что теперь мать считает его своим предполагаемым убийцей, а деяние, которое он задумывал как акт милосердия, в ее глазах выглядит вероломством и хладнокровной низостью. Более того, он понимал, что она попытается поднять против него всю страну. Возможно, уже сейчас она готовится выехать по дороге в Рим и, как дочь Германика, обратиться за защитой к преторианской гвардии. И весьма вероятно, с их помощью ей удастся повернуть против него сенат.
Нерон немедленно позвал Сенеку и Бурра, которые ждали в соседней комнате и, услышав новости, поняли, что теперь для Нерона и его матери нет ни одного шанса избежать катастрофы: один из них непременно будет убит. Как гласит история, Сенека уставился на Бурра и сказал: «Что будет, если ты прикажешь своим солдатам, стоящим здесь, предать ее смерти?», на что Бурр ответил, что преторианцы слишком преданы всему семейству Цезарей и так чтут память Германика, что стоящему в Байе отряду нельзя доверить выполнение такого приказа. «Аницет взялся сделать это, – сказал он, – так пусть закончит свою работу».
В этот момент прибыл посланец Агриппины Луций Агерин. Этот человек уже подозревал Аницета и теперь в его поведении увидел доказательство его вины. В приступе внезапной ярости он выхватил кинжал и бросился вперед. После короткой схватки все трое скрутили нападавшего, и кинжал упал на пол. Прибежавшая на крик стража подумала, что произошла попытка убийства императора, и выволокла Луция Агерина из комнаты. Вскоре во всем дворце начался переполох. Сам Нерон не сомневался, что это мать в отместку послала своего вольноотпущенника, чтобы тот его убил. Поэтому, когда Аницет с криком, что воздаст мерой за меру и без промедления закончит то, что начал, бросился вон из комнаты, ни он, ни Сенека, ни Бурр не шевельнули пальцем, чтобы его остановить. Взяв с собой двух морских офицеров – Геркулеса и Олоарита – и нескольких матросов, Аницет двинулся на виллу Агриппины.
К этому времени на берегу вблизи от того места, где произошло предполагаемое кораблекрушение, собралась толпа людей, многие из которых были с факелами, а на воде появилось несколько лодок, приплывших, чтобы спасать тех, кто не смог доплыть до берега и держался на плаву, уцепившись за обломки. Когда выяснилось, что императрица в безопасности, часть толпы направилась к вилле, однако моряки, прибывшие с Аницетом, успели закрыть ворота и охраняли их.
Агриппина, за которой ухаживала служанка, лежала на кровати. Рядом стояла единственная лампа, освещавшая комнату. Внезапно двери распахнулись, и в комнату ворвался Аницент с мечом в руке и два его офицера. Служанка в ужасе выбежала через заднюю дверь. Агриппина вскочила. «Если вас прислал император, чтобы справиться о моем здоровье, – взволнованно произнесла она, глядя на капитана, – то можете передать ему, что со мной все хорошо».
Аницет, не говоря ни слова, двинулся к ней, и Агриппина, догадавшись, что пришел ее последний час, гордо выпрямилась. «Если вы собираетесь убить меня, – прошептала она, не сводя с него разгневанного взгляда, – я скажу, что это не мой сын послал вас сделать это. Он никогда не отдал бы приказа предать смерти свою мать…» Слова замерли на ее губах. Внезапно Агриппина прозрела, и мгновенной вспышкой ее поразила мысль: кораблекрушение было запланировано, но, поскольку ей удалось спастись, она должна быть казнена здесь и сейчас… по приказу своего сына. В приступе ярости и ненависти она разорвала на себе платье. «Бейте сюда! – Она указала на нижнюю часть своего тела. – Бейте сюда, в то лоно, которое выносило Нерона!»
Палачи замешкались, и она, видимо, попыталась опередить их, достав свой кинжал, чтобы ударить себя в грудь. Но почти одновременно с этим один из офицеров Аницета ударил ее сзади по голове, и уже в следующий миг меч Аницета пронзил ей сердце.
Когда Нерон получил известие о том, что его мать мертва, он поначалу был так потрясен, что не поверил своим ушам. Потом его охватила дрожь, и он, буквально рухнув в кресло, уставился вперед широко раскрытыми, немигающими глазами. Через некоторое время он вскочил на ноги, озираясь по сторонам с видом полнейшего недоумения, после чего разразился слезами. Чтобы успокоить императора, Сенека напомнил ему, что он действовал из милосердия, а Бурр подвел к нему нескольких преторианцев, которые, пожав ему руку, рассказали, как близок он был к смерти.