Нерон. Император Рима

Однако Октавия оказалась не единственной, кто подвергся ограничениям. Примерно в это же время Нерон согласился прекратить свои редкие визиты к бедной маленькой Акте и отослал ее из Рима на красивую виллу вблизи города Велитра (Велетри) с видом на Понтийские болота и море за ними – фамильную вотчину предков Августа по линии отца.

Вскоре после этого, в 62 году, Нерон лишился своего самого верного за всю жизнь друга достойного Бурра, своего бывшего наставника и префекта преторианской гвардии. Бурр тяжело заболел. Недуг – вероятно, ангина, которая в те времена была чрезвычайно опасна, – поразил его горло. Нерон пришел его навестить, но храбрый солдат, тяжело дыша, отвернулся и на все расспросы императора отвечал только: «У меня все в порядке. Говорю тебе, все в порядке». Он всегда был неразговорчив и необщителен. Рассказывают, что однажды, когда Нерон повторно спросил его мнения по поводу какого-то дела, Бурр резко ответил: «Если я что-то о чем-то сказал, не проси меня повторять». И теперь, умирая, он отказался обсуждать свой недуг.

Когда он умер, по городу поползли обычные слухи, что Нерон его отравил. Но Тацит пишет: «Тот факт, что его горло постепенно распухало изнутри и в конце концов доступ воздуха оказался перекрыт, указывает на то, что причиной его смерти была болезнь естественного происхождения». Ни один из современных историков, естественно, тоже не предполагает, что Нерон имел к этому какое-то отношение.

До назначения Бурра командиром гвардии этот пост занимали одновременно два офицера, и теперь Нерон вернулся к этому двойному командованию. Он назначил префектами Фения Руфа, одного из личных друзей покойной Агриппины, и Софония Тигеллина, того самого человека, который был изгнан из Рима Калигулой в 39 году по обвинению, что являлся любовником Агриппины, и Агриппина вернула его, как только получила достаточно власти, чтобы это сделать. Тигеллин родился в Агригентуме на Сицилии и поначалу был рыбаком, но потом занялся разведением лошадей в горах Калабрии. Этот «бизнес» привел его в Рим и ко двору, где его красивую фигуру оценили Агриппина и ее сестра, которые завели с ним дружбу с известным результатом. Позднее, чтобы сделать приятное матери, Нерон поставил Тигеллина командовать городской стражей, иначе говоря, полицией, но теперь, назначая его на более высокий пост, он действовал отчасти из-за личной симпатии к этому человеку, отчасти потому, что шаг от командира полиции к командующему преторианской гвардией был вполне естественным. Странно, однако, что два друга покойной Агриппины были, таким образом, отмечены одновременно. Может, теперь, когда время притупило остроту его ссор с ней, Нерон начинал чувствовать определенное желание отдать дань уважения ее памяти. А может, преторианским гвардейцам, которые всегда были верны Агриппине, как дочери их героя Германика, нужно было показать, что Нерон не держит зла на тех, кто служил его матери. В связи с этим знаменательно, что Дион Кассий ссылается на какие-то жертвоприношения, которые примерно в это время были сделаны, чтобы почтить ее память.

Смерть Бурра стала страшным ударом для Сенеки, который так счастливо сотрудничал с ним в течение многих лет, и спустя совсем немного времени философ попросил Нерона отпустить его на покой. Сенеку тревожили непрекращающиеся нападки на него лично, он знал, какие о нем ходят россказни, и, даже если в них никто особенно не верил, они причиняли беспокойство императору. Вероятно, с годами Сенека стал несколько самодовольным и весьма критически относился к тем пылким молодым людям, которые считали Нерона гением и сверхчеловеком и в те дни постоянно толпились вокруг своего слегка сбитого с толку героя, рассказывая ему, какой он замечательный, и провожая его полными обожания взглядами.

Их нападки на Сенеку Тацит запечатлел в пассаже, который имеет смысл привести целиком: «Они предъявляли ему различные обвинения, а именно в том, что он уже нажил огромное состояние, гораздо большее, чем признавалось нормальным для частного лица; что пытался отвлечь от императора народное восхищение, обратив его на себя; что стремился превзойти своего суверена в красоте своих садов и великолепии своих домов; что присвоил себе монополию на ораторское искусство; что с тех пор, как Нерон всерьез увлекся сочинением стихов, Сенека с непривычным для него усердием занялся тем же самым, поскольку являлся открытым недругом природных талантов императора, стремился умалить его вокальные данные и пренебрежительно отзывался о его искусстве управления колесницей. Делалось это с одной-единственной целью – показать народу, что не существует ничего достойного похвалы, кроме его собственных талантов. Конечно, они говорили, что Нерон уже вышел из возраста, когда ему требовались воспитатели, и находился в расцвете молодости. Следовательно, должен был избавиться от этого педагога и положиться на тех учителей, которые достигли совершенства в искусствах, в которых он имел врожденный дар».