Нерон отказался слушать эти обвинения и, по-видимому, искренне не хотел расставаться с приятным и любезным старым философом. Однако, учитывая всеобщее недовольство его богатством и в особенности тем, что он занимался ростовщичеством, его отставка была бы весьма желательна, тем более что занявший место Бурра Тигеллин не слишком хорошо с ним ладил. Сенека сделал императору следующее предложение. Он сказал, что Нерон оказал ему такие почести и наградил таким богатством, что он просто не знает, как с этим обойтись. А чем он отплатил за это императору, кроме того, что оказал некоторую помощь в его обучении? И все же Нерон сделал его таким богатым, что ему остается только вопрошать, как все это случилось и как его имя – имя выскочки оказалось в одном ряду с именами великих. Правильно ли, чтобы он, философ, проповедующий, что можно обходиться скудными средствами, величественно ступал по прекрасным домам и садам, владел неописуемыми богатствами и давал деньги в рост? Его единственное оправдание заключается в том, что он не мог отказаться от подарков Нерона.
«Но теперь, – продолжил он, – мы оба сделали друг для друга все, что могли. Ты дал мне все, чем щедрость суверена могла одарить его друга; я принял от тебя все, что друг может принять от щедрот императора. Дальнейшее лишь даст пищу для зависти. И хотя зависть, как все земное, падает ниц перед твоим величием, на меня она давит всей своей тяжестью. Мне нужна твоя помощь. Я устал. Я больше не в силах нести груз своего богатства. Я хочу, чтобы ты защитил меня. Прикажи своим слугам взять на себя управление моим состоянием и присоедини его к своему собственному. Не думай, что это обречет меня на бедность, потому что, избавившись от всего, что делает меня беззащитным перед завистью, я смогу снова посвятить развитию своего ума то время, которое сейчас вынужден тратить на заботу о своих домах и садах. Сделай это для меня, и это добавит к твоей славе то, что ты поднял на самую большую высоту того, кто может довольствоваться самым малым».
На этот искренний призыв – искренний, поскольку Сенека действительно тревожился и тосковал об утраченном душевном покое, – Нерон скромно ответил, что память о благах, которыми одарил его Сенека, не умрет, пока существует жизнь. Что значат драгоценности, дома и поместья по сравнению с тем, чему научил его Сенека в годы его ученичества с его неизменной дружбой и советами? «Я стыжусь, – сказал император, – что могу привести в пример простого вольноотпущенника, который был награжден щедрее, чем ты. У меня в самом деле есть отчего краснеть, потому что человек, которого я ценю выше всех других, так и не превзошел их по ценности полученных подарков. И, – с горечью добавил он, – если ты отдашь мне все свои богатства, то говорить станут не о твоей жертве и твоем уходе, а о моей предполагаемой жадности и жестокости. Твое поведение, несомненно, станет у публики поводом для аплодисментов, но едва ли твоему характеру сделает честь попытка собрать себе урожай славы за то, что навлечет позор на меня, твоего друга».
Тацит, конечно, расценивает эти чувства императора как чистое лицемерие, и когда, по его словам, Нерон с нежностью обнял своего друга и поцеловал его, то утверждает, что у императора вошло в привычку скрывать свою ненависть под завесой сладких слов. Но Нерон не питал ненависти к Сенеке, он любил его, что совершенно очевидно, и отказался разрешить ему уйти на покой. Единственная уступка, на которую он пошел, – что в будущем Сенека мог посвящать больше времени своим философским раздумьям и прекратить выполнение своих чиновничьих обязанностей – подготовку помощников для императора и прием посетителей – по причине слабого здоровья. «Не бойся наветов, – сказал он, когда беседа приближалась к концу. – Я скорее умру, чем причиню тебе вред».
За частичной отставкой философа последовали жесткие действия со стороны Нерона. Тигеллин, стремившийся доказать свою преданность новой службе, сообщил императору, что Сулла, муж Антонии, сводной сестры Октавии, который уже дважды был обвинен в предательстве и, как уже упоминалось, выслан в Марсель, снова затевает восстание и поддерживает тесную связь с войском галлов. Нерон всегда подозревал Суллу, но до сих пор довольствовался тем, что он далеко. Однако это известие вызвало у него внезапный испуг. Сулла был так тесно связан с Октавией, а Октавия, как он прекрасно знал, кипела от злости, что он отослал ее из дворца. Кроме того, его жена Антония, будучи старшей дочерью покойного императора, вполне возможно, считала, что может обеспечить ему определенные права на трон. Ему говорили, что в Галлии имя Суллы имеет наибольший вес, а то, что его лишили состояния – помимо всего прочего, – было достаточной причиной, способной подтолкнуть его к бунту.