Неровный край ночи

Можно предположить, что такие кошмары, – а они настигали его и днем, и ночью, – заставят его изводиться от тревоги, час за часом. Так поначалу и было. Но день за днем он начал понемногу принимать эту новую реальность. Теперь страхи преследуют его, только когда он работает – когда садиться в автобус, везущий его в Кирххайм и или на поезд до Айхельберга. Страх, что его преследуют, не покидает его, пока он идет по дороге. В автобусе он садится сзади, чтобы не чувствовать взглядов незнакомцев на своей спине и шее и не воображать, что в каком-то из взглядов читается догадка. Но в другое время, наполненное кропотливыми заботами отцовства, он никогда не чувствовал себя свободнее и живее с самого 1933 года. Он не остался в стороне; он стал бороться за свои убеждения. Невидимым кулаком он нанес ответный удар Партии. И хотя он всего лишь один человек и не может ударить так, чтобы все разлетелось, как от британских бомб, в глубине души он верит, что рейх почувствует его натиск.

Он немногое знает о сообщениях, которые носит. Они, само собой, зашифрованы. Эмиль и сам остается в удобном неведении. Так лучше, – они лишь звенья цепи. Если одна из связей будет задержана и сообщение разомкнется, другая легко может занять ее место – миссия продолжится. Успех предприятия важнее информированности. Что до вопроса доверия источникам информации и надежности их распоряжений, то оба, и Антон, и отец Эмиль, всецело отдают себя в руки Господа. Это лучшее, что они могут сделать, учитывая обстоятельства.

Когда зима уступила место весне и земля опять расцвела новой жизнью, отец Эмиль нашел среди своих многочисленных друзей и доверенных лиц еще один источник заработка для Антона, помимо разноски посланий. По берегам Неккар и в Вернау, и в Унтерэнзинген – да, и даже в Кирххайме – семьи наняли Антона учить их детей музыке. Симпатизировали ли родители сопротивлению и предложили ли свои дома в качестве удобного прикрытия для гонца или же они действительно хотели привить своим детям немного культуры, Антон не имел ни малейшего представления. Возможно, свою роль сыграли оба мотива. Каждая семья платила ему гроши, – на самом деле никто сейчас не может позволить себе уроки музыки, не в этой стране, – но ему нужны не их деньги. Ему нужен предлог для того, чтобы бывать в их городках, стоять на углу определенной улицы и говорить мужчине в серой фетровой шляпе: «Чудесный денек, но кажется дождь собирается?» – как раз в тот момент, когда звонит церковный колокол. Дружелюбный смешок, каким обычно отвечают разговорчивому незнакомцу на улице, и вежливое рукопожатие – не более того – но этого достаточно, чтобы передать клочок бумаги из одной ладони в другу.

В Кирххайме сегодня записка переходит из рук в руки быстрее, чем обычно, и контакт удаляется прогулочным шагом. Его ученики сейчас не дома – пошли с родителями в церковь, готовиться к пасхальной службе, – так что у него есть свободное время, и он может поохотиться за шоколадом. Он находит его в пекарне, но ему еще нужно убедить владелицу расстаться со сладостью. Она не хочет признаваться, что шоколад у нее есть. Он дорого платит за покупку, но компенсация от Widerstand пока была щедрой. Его семья может позволить себе это небольшое баловство. Пасха бывает раз в год.

Обратная поездка на автобусе из Кирххайма всегда долгая и утомительная. Он рад оказаться на перекрестке Аусштрассе и улицы Ульмер. Отсюда до дома пешком около часа, но день выдался приятный, порывистый весенний ветерок отогнал облака на запад, и лужи сияют серебром в бороздах на дороге. Он насвистывает, руки в карманах, шоколад надежно спрятан во внутреннем кармане пальто. На нем элегантная шляпа, пусть даже и старомодная. Когда он последний раз насвистывал?

День идет так ровно, что он начал бы опасаться, будь он суеверен. Шоколад кажется настоящим благословением свыше; он уже представляет себе лица детей, когда они найдут его в кроличьем саду – это будет такое чудо, что даже Альберт в него поверит. Утренний ледок растаял; края канав поросли свежей молодой травкой. Это сезон обновления, зарождающейся надежды, и внутри него тоже расцветает радость. Смутно, с пробуждающейся внутри радостью, он думает о том, что ему следует маскировать это вопиющее пробуждение надежды, если он не может обуздать его. Это слишком нетипично, в такое время и в таком месте, когда столько людей в отчаянии.

Но те, у кого камень на сердце, не знают того, что знает он – что здесь есть сопротивление, что Германия сохранила в мельчайших и тончайших капиллярах внутри своей плоти животворную кровь, несущую добро в основе своего состава. Справедливость еще бежит по венам, и всегда будет. Аминь.