Неровный край ночи

– Некоторые из нас шпионы, да. Некоторые из нас передают любую информацию, которую мы можем получить, Томми и американцам – кому угодно, при условии, что они могут помочь нам разобраться с тем, что произошло с Германией. Другие раздают листовки, когда это безопасно. Литература может вдохновить наших друзей и соседей подняться и сражаться с нами вместе. Есть те, кто тайно переправляет в безопасное место людей – евреев и румын, гомосексуалистов, монахинь, журналистов – всех, на кого положила глаз Партия. Видите ли, у нас есть целые цепочки подвалов и чердаков и пространств между стенами. Ночами мы проводим беженцев от одного укрытия к другому, пока они не переправятся через границу и не будут иметь возможности попросить помощи у более дружелюбных наций.

– А вы? – спрашивает Антон. – Что делаете вы? Что делаем мы?

Что-то в рассказе этого человека заставило Антона думать, что эта работа – работа Антона – мало общего имеет с тем предприятием. Их цели совершенно разные.

– Мы, друг мой, трудимся в поте лица на самом опасном и самом важном задании из всех. Рассказывать подробнее я не могу, как вы понимаете.

– Конечно.

Знать слишком опасно.

– Благодаря нам не останется ни одного волка, чтобы терроризировать нас. Я хотел бы сказать «скоро не останется ни одного волка», но это было бы ложью. Может быть, мы и не сумеем действовать быстро – а может, сумеем, если подвернется случай. Но мы будем действовать, и когда мы начнем, лидер шайки волков не сможет больше выть.

Убийство. Вот их цель.

– Вы перестали есть, mein Herr, – говорит серый человек, хотя он не поднимал шляпы, чтобы взглянуть.

Бог велел: «Не убий». Но Бог не остановил серый автобус, когда тот подъезжал. Возможно, думает Антон, иногда Господь делает исключение. Он не позволит себе волноваться об этом более одного краткого мига. Как сказал серый человек, счет идет на секунды в этом деле – на биения сердца. Сердце Антона продолжает биться, и тепло уверенности в правильном решении окутывает его, как плащ. Он берет круг содового хлеба и откусывает половину за раз. Он не смотрит на свой контакт, но все равно улыбается ему.

17

Конец апреля. Когда солнце находит дыру в своем облачном саване, свет ослепительно сияет, отражаясь в снеге, в лужах, в дорожных канавах. Этого довольно, чтобы заставить тебя поглядывать из окна на мир, ослабленный, но целеустремленный, борющийся за свое обновление. Все зеленое и растущее выигрывает эту битву. Повсюду оно пробивается сквозь корку застарелого льда, ростки саженцев и клинья крокусов уже готовы распуститься. Зима не может держать мир в своей хватке вечно. Стоя у окна в гостиной и глядя на лужайку перед фермерским домиком Гертцев, Антон слышит, как талая вода бежит и капает в водостоках. Погода, холодная и влажная, когда небо угрожающего стального цвета, оставляет дороги почти такими же пустыми, какими они были на протяжении зимы. Кто отважится выйти наружу и блуждать между деревнями, если только его не заставит важное дело.

Сильный запах готовящейся капусты наполняет маленький домик. Дети собрались вокруг стола, они макают яйца в миски с вареной красной капустой или луковой шелухой. Позднее они перевяжут яйца ленточками и повесят на ивовые ветки, которые специально принесла Элизабет.

– Смотри, Vati. – Мария поднимает яйцо над головой, чтобы Антон мог его рассмотреть. Сине-зеленая краска стекает по локтю в рукав.

– Очень красивое яйцо.

Он целует Марию в щеку и взъерошивает волосы мальчишкам. Обращаясь к Элизабет, которая помешивает новую порцию капустного красителя на плите, он говорит:

– Мне надо идти. Я постараюсь быть дома к ужину, но с такими грязными дорогами, сама понимаешь…

Не поднимая на него взгляда, она говорит:

– Кому нужны уроки пианино в пятницу перед Пасхой?

– Это немного необычно, но ведь нам нужны деньги.

Он целует ее в щеку, но она не поворачивается к нему. Он чувствует ее выжидательное напряжение, раздражение в ее прямой жесткой позе. Уроки фортепиано приносят слишком мало денег, чтобы беспокоиться из-за них. Он это знает, и Элизабет тоже. Как тогда он объяснит деньги, которые принесет домой этим вечером? Гонорар, который будет прямо-таки высыпаться из карманов.

– Мне кажется, я нашел покупателя.

Она перестает помешивать капусту. И нахмурившись, смотрит на Антона:

– Покупателя? Что ты имеешь в виду?

– Медь. Помнишь?

Ее лоб разглаживается, и лицо проясняется:

– Антон! Ты уверен?

– Точно еще ничего не известно. Мне нужно еще все обсудить…переговорить. После урока фортепиано.

Он глубоко вздыхает:

– Прямо гора с плеч. Ты продал все инструменты?

– Я ничего еще не продал. Не забывай, не стоит ждать от меня больше, чем я могу сделать. Но, думаю, один-два продать сумею.

– Ну, это только начало.

Она улыбается ему, быстро, почти застенчиво. Потом возвращается к капусте. Антон старается игнорировать тяжесть вины, зарождающуюся где-то внутри.

– В какой город ты идешь сегодня? – спрашивает Альберт, закатывая красно-оранжевое яйцо в полотенце.

– Кирххайм.