Неровный край ночи

Развесив все вещи, Элизабет направляется к лестнице, упирая корзину для стирки в бедро. Она бросает корзину на сухую золотистую траву и со вздохом опускается на ступеньку возле Антона.

– Знаешь, я не люблю, когда ты куришь эту штуковину.

– Знаю, – он делает затяжку и улыбается ей, поддразнивая.

– Но, пожалуй, мне не следует ворчать по мелочам, после того, какие чудеса принесла твоя работа с Марией.

Антон не только убедил девочку посещать школу каждый день, но и хорошо себя вести. Он сам все еще не может поверить в свое достижение. Когда он оглядывается назад, на ту сложную сеть воспитания, сотканную из нагоняев, религиозных лекций и взяток – в которых широко использовались старые журналы, которые Марии разрешалось использовать для своих бумажных кукол – путь к исправлению дочери вызывает у него головокружение.

– Полагаю, у учительницы Марии в последнее время не было причин жаловаться, – замечает Антон осторожно.

– Ни малейших. Она, похоже, вполне довольна поведением Марии. Так что можешь курить, сколько влезет, по моему мнению.

Через пастбище доносятся крики мальчиков, приглушенные и отдаленные. Антон и Элизабет поворачивают головы, глядя, как Пол и Альберт пробираются через высокую, по колено, бледно-желтую траву. Две белые козочки отскакивают в сторону от ребят и мчатся в самый дальний угол поля. Солнце скоро сядет; коз надо загнать до темноты, отвести в стойло к молочной корове в каменном основании коттеджа.

– Можно было бы ожидать, что к этому времени мальчики уже научатся обращаться с козами, – говорит Элизабет. – Если за ними гоняться, их ни за что не поймать.

– Они просто играют. Бог свидетель, сейчас непросто найти хоть немного развлечений.

Элизабет некоторое время наблюдает за мальчиками молча. Альберт жестами подает какие-то знаки, и Пол бежит через широкую арку на пастбище, стараясь зайти сбоку от козочек, которые то сбиваются вместе, то разбегаются. Ал машет руками; козы бросаются в сторону Пола, а потом меняют направление, когда Пол выскакивает на них из высокой травы, как тигр.

– Я рада, что они есть друг у друга, – говорит Элизабет. – Рада, что они близки.

– Так близки, как и полагается братьям. Представь себе, каким Эдемом мог бы быть наш мир, если бы все мы были близки, как братья.

– Я мало видела братьев, между которыми была бы такая крепкая связь, как между Полом и Альбертом. Коппы, может быть, – но помимо них мало, кто еще.

Быть может, Пола и Альберта так крепко связала война. В мире, который может в любой момент закончиться, взорваться изнутри и превратиться в шар огня и шума, братские узы, пожалуй, ценны, как никогда.

– Я беспокоюсь за них, – вдруг говорит Элизабет.

Сбитый с толку, Антон достает трубку изо рта.

– Что? Беспокоишься об Але и Поле?

– Да. Он стали есть меньше, чем раньше. Разве ты не заметил? Во время ужина они накладывают себе меньше еды. Может ли быть, чтобы они были нездоровы?

– Если бы они заболели, мы бы точно об этом знали.

Антон, нахмурившись, смотрит на пастбище. Ал и Пол наконец поймали белых козочек. Они ведут животных за ошейники, быстро продвигаясь через высокую траву. Выглядят они полными сил и здоровыми, как никогда.

– Не вижу в них ничего подозрительного, – разве что теперь проблемы с обувью у Ала, а не у Пола. Смотри, видишь, он прихрамывает.

– Да. – Элизабет упирается подбородком в ладонь и ставит локоть на колено, воплощенное уныние. – Это никогда не закончится, да? Я должна быть благодарна Богу, что он дает моим детям немного больше, чем пайки. Вместо этого я думаю лишь: «Они растут, как трава, и как же нам справляться?»

Антон лезет в карман и отсчитывает несколько рейхсмарок, которые он передает Элизабет.

– Мы справимся. Не волнуйся, моя дорогая.

Она пытается отказаться от денег.

– Постоянно будут еще и еще вещи, которые будут нужны, и больше расходов.

– Если Альберту нужны ботинки, ничего нельзя поделать, кроме как добыть ему новые ботинки.

Элизабет принимает купюры и мнет их в руке.

– Ты прав, конечно, – сияющее выражение появляется на ее лице. – Что бы мы делали, если бы ты не продал те инструменты? Дополнительные деньги – это настоящее благословение для нас, Антон, я чувствую себя почти богатой.

Он улыбается в ответ, но не может заставить себя посмотреть в глаза Элизабет. Он должен сказать ей – сознаться во всем – но от этой мысли он весь холодеет. Антон не продал ни единого рожка – ни одного. Он даже не рассматривал такую возможность. Инструменты слишком дороги ему, воспоминания, заключенные в них слишком интимны, слишком свежи. За ремаркой Элизабет тянется молчание. Еще немного, и замешательство Антона станет похоже на конспирацию, и тогда она задаст вопрос, попытается выведать…