Неровный край ночи

Высокий тонкий крик доносится со стороны дома, откуда-то прямо рядом с ним. На миг он думает, что его уже засекли, что какой-то демон из Ада пришел, чтобы схватить его в этот миг бунта и утащить в Дахау. Но потом он узнает плач Марии. Он роняет тетрадь и монету на пыльную полку у двери и выскакивает наружу. Девочка свалилась с лестницы; нос у нее кровоточит, а лицо раскраснелось от слез. Он сгребает ее в объятия, целуя и спрашивая ее прямо в ухо чтобы она расслышала его за своими воплями: «Что случилось, Мария? Где болит?»

Элизабет, объятая паникой, сбегает по лестнице. Ночная сорочка развевается за ней. Мальчики бегут следом, тоже еще в пижамах, обхватывая себя руками, поскольку на улице свежо.

– Бога ради, Антон, что случилось? – восклицает Элизабет.

Она утирает кровоточащий нос Марии рукавом ночной сорочки.

Марию душат всхлипы:

– Я подумала, что Vati пошел на улицу за яйцами, и вышла помочь. Я упала с лестницы.

– С какой высоты она упала? Сколько ступенек? Она сильно ушиблась?

Элизабет ощупывает свою маленькую дочурку, проверяя ее косточки, но слезы Марии уже начинают высыхать. Она вытирает лицо о плечо Антона, оставляя на нем кровавый след.

– Она, я думаю, больше испугалась, чем ушиблась. – Он снова целует ее в щеку. – Ну вот, все прошло? Из носа уже не идет кровь. Ты в порядке, правда?

Мария кивает, хлюпая носом.

Элизабет издает глубокий вздох, полный материнского содрогания и облегчения. И сразу начинает отчитывать Марию:

– Ты самая беспечная девочка, какую я когда-либо видела! И непослушная к тому же: выбегать на улицу, не позавтракав! Да еще и не одевшись!

Мария парирует:

– Ты тоже не одета.

– Никаких пререканий. Я с ними мириться не буду, не сегодня. И не от тебя.

Альберт и Пол, убедившись, что их сестра выживет, сбегают вниз и направляются к старому сараю, заинтригованные открытой дверью. Мальчиков всегда манит возможность приключения, даже если они еще не завтракали. И раз уж они проснулись, то можно успеть повеселиться до школы.

– Опусти ее на землю, Антон. Раз она не пострадала, нет необходимости держать ее на руках. А вот хорошая порка не помешала бы.

Мария, уже стоя на своих двоих, прячет лицо в ногах Антона, бормоча:

– Нет уж, спасибо, только порки не хватало. Мне вполне достаточно того, что я упала с лестницы.

– Тогда ступай в свою комнату и оденься.

Мария карабкается по лестнице с преувеличенной осторожностью, держась обеими руками за перила. Элизабет некоторое время наблюдает за ней, напряженно, как лошадь, которая готова при любом шорохе в траве пуститься во весь опор. Когда Мария уже в безопасности и заходит в дом, она поворачивается к Антону, хмурясь.

– Что ты делал в такую рань?

– Не мог уснуть.

Нахмуренность из раздраженной превращается в обеспокоенную. Элизабет наклоняет голову то в одну, то в другую сторону, рассматривая его цвет лица и лоб – нет ли капелек пота.

– Я не болен, – говорит он. – Я в полном здравии.

Он почти добавляет: «Мебельщик рассчитывает, что я стану рассказывать нашим детям – и другим детям в деревне – как быть хорошим национал-социалистом. Как поклоняться Адольфу Гитлеру превыше, чем Богу и Иисусу. Этого довольно, чтобы любого человека лишить сна». Но он сдерживается. Он вспоминает, как его достойная, щепетильная жена говорит: «Он мешает женщин этого города с дерьмом». Последнее, что ей нужно, это напоминание о герре Мебельщике.

– Что ж, – произносит Элизабет после некоторого молчания. – Даже если ты не болен, тебе стоило бы попытаться поспать часик-другой. Ты выглядишь бледным и усталым.

Он силится улыбнуться:

– Я и чувствую себя бледным и усталым.

– Мальчики, – зовет Элизабет, – выходите из сарая. Идите готовьтесь к завтраку. Скоро пора будет…

– Мама, смотри! – Пол появляется из сарая бегом, победно размахивая каким-то предметом над головой. – Смотри, что мы нашли! Что это?

Предмет небольшой и бумажный. Недавно с него что-то было соскоблено.

Антон выхватывает предмет из руки Пола, когда тот пробегает мимо. Он прижимает его к груди обложкой, когда Пол издает бессловесный возглас разочарования.

– Что это, Антон? – Элизабет сверлит его взглядом; воздух вокруг нее застыл.

– Ничего важного, – отзывается он, а мальчикам напоминает: – Делайте, как велит мама.

Они мнутся, но все-таки бегут наверх, а Элизабет и Антон остаются молча созерцать друг друга: она – усталая, он – обеспокоенный. Он делает скользящее движение рукой, собираясь убрать тетрадь в карман, но это движение лишь заставляет ее плотнее сжать губы, а ее лицо идет пятнами.

– Что это? – повторяет она тихо.

– Всего лишь моя рабочая тетрадь, осталась со времен вермахта.

– Почему ты так торопишься спрятать ее?

– Я не прячу ее, – оправдывается он, стараясь получше убрать вещицу из поля зрения.

Она протягивает руку:

– Если ты не пытаешься спрятать ее, тогда покажи мне.