Неровный край ночи

Что ему делать? Он передает тетрадь Элизабет. Она переворачивает ее обложкой вверх и в первый момент ничего необычного не видит. Затем на ее лице мелькает легкое недоумение, бровь чуть-чуть приподнимается. Потом она начинает видеть – понимать. Она с ужасом смотрит на то место, где должна быть свастика. Медленно она поднимает голову, чтобы встретиться взглядом с Антоном, безмолвная, напуганная.

Она возвращает ему тетрадь. Антон молится, чтобы на этом все и закончилось, чтобы ничего больше не последовало. Но затем она бросается мимо него в сарай, шагая решительно и жестко.

– Элизабет, подожди…

Он спешит за ней – слишком поздно, чтобы повернуть ход судьбы. Он оставил сундук открытым; разомкнутый замок лежит на полке. Элизабет приближается к сундуку так, словно в нутрии может быть гнездо гадюк. Когда она заглядывает внутрь, Антон предполагает, что она предпочла бы увидеть там комок змей, нежели музыкальные инструменты.

Она отшатывается, смотрит на него с открытым ртом:

– Ты не продал их. Я думала…

Он качает головой.

– Боже мой, Антон, откуда тогда деньги?

Она смотрит на обезличенную обложку тетради в его руке. Он видит, как отражается на ее лице момент осознания, когда она складывает воедино все части головоломки. Ее лицо вспыхивает от участившегося сердцебиения. Оно горит огнем в темноте.

Элизабет бегом несется прочь из сарая. Ночнушка развевается, как крылья перепуганной птицы. Она съеживается, пробегая мимо Антона, и проскальзывая через дверной проем так, чтобы ни прикоснуться к нему. Она перескакивает через две ступеньки, будто за ней гонится дьявол – будто дьявол стоит там, в саду, беспомощный и оглушенный, сжимающий тетрадь в сведенном судорогой кулаке.

– Подожди! – кричит Антон ей вслед.

Он бежит следом за ней по лестнице, но не может ее поймать.

– Послушай меня. Пожалуйста, Элизабет, просто послушай!

В доме дети уже одетые, но причесаться еще не успели. Они поднимают лица от стола, ребята помогали готовить завтрак, намазывая масло на куски хлеба.

– Вы не идете сегодня в школу, – коротко командует Элизабет.

Пол и Мария ликуют, но Ал бледнеет; он переводит взгляд с Антона на Элизабет.

– Собирайте свои вещи в рюкзаки. Мы уезжаем.

Ал тут же спрашивает:

– Антон поедет с нами?

Элизабет не отвечает ему, просто идет в свою комнату и захлопывает дверь. Слышно, как она открывает и закрывает шкафы, скрежет вешалок в каморке, когда она сдергивает с них свои платья.

Антон стучит в дверь.

– Элизабет, пожалуйста, можно мне войти?

Она не отвечает. Он решает принять ее молчание за согласие и заходит.

– Не делай этого, – говорит он тихо, когда дверь за ним закрывается. – Это разобьет мне сердце. Я должен был тебе рассказать; я сожалею, что скрыл это от тебя.

Она поворачивается от кладовки, сминая платье в нервных руках, прижимая его к груди:

– А что, по-твоему, я бы сказала, если бы ты рассказал мне? – ее глаза горят яростным неверием. – Как ты мог подумать, что это безопасно, Антон? Как ты мог подумать, что это мудро?

Дверь со скрипом открывается, за ней стоят, сбившись в кучку, дети, Пол и Мария смотрят на них глазами полными слез. Альберт тянет их за руки, но младшие не могут отвести глаз.

– Я и не думал, что это безопасно.

Элизабет прерывает его, прежде чем он успевает что-либо сказать, что бы он ни собирался:

– Не говори об этом перед детьми. – Она поворачивается к ним, со строгим лицом и полная решимости: – Идите пакуйте вещи. И не шумите там.

– Куда, скажи на милость, ты собираешься их увезти? – спрашивает Антон тихо.

– Куда угодно, лишь бы подальше от тебя и того, чем ты занимаешься.

– Нет места безопаснее, чем Унтербойинген. И ты это знаешь, Элизабет!

– Даже этот город не безопасен, пока ты делаешь…это! Из-за тебя нас всех могли убить!

Она белеет, когда эта ужасная мысль захватывает ее. Она пошатывается и на миг он думает, что сейчас она упадет в обморок. Но Элизабет не из тех, кто падает в обморок. Она выпрямляется, прежде чем Антон успевает приблизиться к ней.

– Матерь Божья, а что на счет Мебельщика? Герр Франке… он знает. Он, наверняка, знает.

– Я уеду, – говорит Антон. – Для детей лучше будет остаться здесь.

Он бы предпочел рисковать собой в городе, где постоянно падают бомбы, чем рисковать Элизабет и малышами.

– Ты не можешь ясно мыслить, Элизабет. Оставайся в Унтербойингене; я уеду.

Она замирает в процессе сборки чемодана. Она медленно поворачивается и смотрит на него, еле сдерживая слезы. На один миг ему кажется, что они сейчас помирятся – так же легко, как и в первый раз. На миг ему кажется, она скажет: «Я тоже не хочу, чтобы ты уезжал». Но какой у них теперь выбор? Опасная тайна раскрыта. Он навлек беду на них на всех.

– Я лишь хотел помочь и защитить вас, – произносит он.

Слова звучат слабо, неубедительно даже для него самого.

– Ты в этом преуспел.

Она швыряет оставшиеся вещи в чемодан и выскакивает из комнаты. Дети уже ждут ее, всхлипывая и сжимая в руках свои рюкзаки.

– Все, идем, – командует она детям. – В ее глазах уже ни слезинки и она уверенно ведет ребят вниз по лестнице.