Нерозначники(СИ)

Хотела хвостом замести, да пожалела -- не для того он, верно.

-- Ничего не поделаешь, -- решила так-то и вздохнула с придавленным, девьим стоном.

К стожку вдруг сама Стыня Ледовитка подошла. Ни здрасти тебе, ни ласкового слова приветного -- сразу на иглицу налезла. Почуяла, вишь, живую плоть, а это ей вовсе не по нраву. Надобно ей, чтобы всё смирёхонько и недвижно было. Тишину, знаешь, очень уважает, главное для неё, чтобы и звука малого не пролилось.

Лема знай посмеивается:

-- Старайся, старайся, прошли те времена, когда против твоей силы устоять не могли.

Стыня злобно косится, а сама всё по стожку ползает, малейшую прореху высматривает. Так и не сыскала ничего, только верхушку чуть инеем прихватила.

-- Иди-иди, -- насмешливо проводила её Лема, -- в другой раз подготовься получше.

У Стыни внутри всё рычит, напоследок бросила: смейтесь, дескать, смейтесь, наступит и мой черёд.

Злющая она, что и говорить, ещё хуже Путерги. И это, слышь-ка, потому, что её не понимают... Всё она ненавидит и даже сестру свою, Путергу, и дочерей её, Вьюгу и Метлуху. У самой, вишь, детей-то нет... однако не о том речь. Давно уже рассорка между ними случилась, а всё оттого, что во взглядах... на красоту не сошлись. Ну и потому ещё, что разница у них в возрасте гораздая. Путерга-то -- старуха, а Стыня Ледовитка молодая всегда.

И то верно, у Путерги с дочерями в делах хаос сплошной, неразбериха, и вкуса никакого. Заляпают деревья снегом, набьют его, натолкают между сучьев, на ветках комками разложат -- и где красота?! А Стыня тонкие кружева плетёт, в паутинку-фату каждое деревце завернёт, по размеру подгонит, чтобы впору было. Так ладно наряд садится, что каждая веточка, каждая иголочка под одёжкой скрывается. Платьица, рубашонки все однотонные, белые. А что поделаешь, если у Стыни это любимый цвет?

Деревца не сильно такой обнове рады, а по правде сказать, и не рады вовсе. Красиво, конечно, да уж больно холодно в них. Вот и получается, как только Стыня в другие края укатит, деревца тут же все дружно, как по команде, скидывают эти наряды, будто от тяжкого бремени освобождаются.

Лихо всё-таки Стыня деревца и кустишки обряжает -- тут ей равных нет. Только пройдёт мимо, и готово: у берёзки веточки, с редкими жухлыми листочками и серёжками, обсыпались белоснежной пудрой и посверкивают крохотными льдистыми чешуйками. Окатит ещё стужей, и вот уже берёзка -- в белёхоньком платьишке, стоит и не шелохнётся, привыкает к новой одёжке. Стыня полюбуется и уже другое деревце глазком выцеливает.

Вон дрожливая осинка замерла -- ни жива ни мертва стоит, -- тоже Стыню заметила. Да и не выдержала, побежала...

"Э-э, куда?!.. Стоять! На вот, одевай, как раз впору тебе... Белое, белое, а ты как хотела? Ну, милая, других нет! Тут тебе не на базаре!"

Вон и ёлки с покатыми плечиками тихомолком притаились. Надеются, что не заметит их Ледовитка. А-ага! Как тут не заметить, если от зелени прямо в глазах рябит. Самый вредный цвет...

"А тут что? Эх, Путерга со своими девками постарались... Снегу на лапах сколько! Тоже специалисты! Вред только от них. Ничего-ничего, вот так, сверху... Некрасиво, конечно. Эх-хе-хе..."

"О! Сосны краснотелые. Непорядок. Сей-ча-а-ас, сей-ча-а-ас... Вот так получше будет. Ведь лучше же, правда? Ладно, можете не отвечать, и так ясно. Рады, конечно".

Стыня деревца и кустишки обряжает, да ещё высматривает, слышь-ка, какое с изъяном. Оглядывает своим крючковатым глазком снизу и по самую макушку, исследит тщательно. Где засомневается, пощупает ладошей ледянистой, сковырнёт кору коготком-сосулькой. Она, вишь, втемяшила себе в голову -- и кто ей это сказал? -- что у неё громадный целильный дар. Всякую терапию проводить может. Закаливание там или ещё чего... А уж от паразитов деревья спасать -- это её первая обязанность. Личинки короедов, усачей, цикад морозить, других насекомышей губить -- тут как бы её призвание. Так-то оно так... Да только её метода для деревьев хуже грибов и лишайников, и даже этих жуков-червяков-гусениц. Вон дятлы и поползни на то есть, другие птахи тоже. Всё тонко изладят, и не больно вовсе.

А Стыня что? Покажется ей, не ровен час, -- а ей чуть ли не в каждом деревце блазнится, -- что в какой-то ранке червяк притулился, она тут же колун свой колёный-морозный из-за пазухи достаёт и, засучив рукава, дубасит им со всей, понимаешь, дури. Треск в такую пору в лесу стоит, скрежет. Деревья стонут, плачут, возмущаются, а ей хоть бы хны.

"Но-но! Тихо там! Для вас же неблагодарных стараюсь. И что? Потерпеть нельзя?"

А как тут потерпишь, если с таким колунищем морозным подступается?! От него каменья крепкие в стужу рвутся. Скальник трещинами узорится, колется и осыпается. А тут деревца. И нечего сравнивать, ладом мука мученская.

Мимо озёр Стыня проходит -- внимания им самую малость. С ними всё ясно: давно смирились, спят в ледяных берлогах, весну ждут. Самая главная "забота" впереди -- о речке.

"У-у! Ужас! Ужас! Отлучиться нельзя!"