Влетела Лема на кухоньку и чуть Кита не сшибла. Лесовин как увидел её, так и обробел сразу. Да и то сказать, шерсть у волчицы на загривке ощетинилась, глаза красны как кисель, и слезятся. Верный признак: разволновалась Лема не на шутку. Сразу и сказать ничего не смогла. На Кита глаза выпучила и хвостом по полу хлещет. То ли новость её так сильно ушибла, то ли раздумывает, как сказать, чтобы Кит не сразу убоялся.
-- Верши в лесу! -- вдруг выпалила она.
Напугала Кита всё-таки.
-- К нам идут? -- перехваченным голосом спросил он.
-- Может, и к нам. Человека там какого-то привезли. Лететь надо. Наверно, помощь наша нужна.
Кит совсем расстроился.
-- Может, не пойдём? Скажем, что не знали... -- запричитал было он, но Лема так глянула, что у него всякая охота перечить пропала. -- А поесть?
-- Какой!.. -- вспыхнула волчица. -- Там человек погибает!
К людям у Кита особливое отношение сложилось. И все из-за Лемы, помощницы своей. У неё, знаешь, при скудельной-то жизни, когда ещё волчицей природной жила, история чёрная случилась. Покусала она там сколько-то людей. Кого и насмерть. Вот вроде как и винится теперь. Не то чтобы ей так уж человеков жалко, а хочется ей, конечно, свой проступок искупить.
Да и то сказать, как случается Леме какого-нибудь человека спасать, тотчас же сама не своя становится, совладать с собой не может. И есть тут, слышь-ка, ещё одна причина. В верховьях ей так и сказали: покуда для рода человечьего добра много не сделаешь, ни о каком повышении и не мечтай. Вот и лезет Лема из шкуры, стараясь что-нито для людей сделать.
Это её рвение Киту вовсе не в радость. Придёт Лема иной раз весёлая и хвалится: спасла, дескать, человечка от неминучей гибели. А лесовин только мучнеет и головой кивает. Ну и упрекнёт, случается:
-- Бросить меня хочешь? А как же я?
...Сова-ушанья машет что есть мочи крыльями, а Лема всё равно недовольно её понукает:
-- Так мы и до утра не доберёмся. Может, тебе ещё ликсира налить?
Сова огрызнулась только: сами, мол, пейте, знала бы, что с пензией отказ будет, нипошто бы не сунулась.
Летит Опалиха, дорогу показывая, смурная вовсе, шипит себе под нос, щёлкает клювом, а Лема -- за ней, чуть ли не возле самого охвостия. Гляди зубами перья выхватит. Сама-то волчица уже с крыльями, широконькие такие с боков объявились. Знай она ими намахивает да сову подгоняет. А Кит на ней верхом сидит, за холку держится и по сторонам озирается.
Далече ещё оставалось, а лесовин уже Лему упрашивает, чтобы пониже спустилась.
-- Нельзя, Лемка, чтобы нас раньше времени обнаружили. Глянуть вперёд надо, что да как. Для-ради-то спокойствию...
Лема фыркнула, а всё же послушалась. Спланировала вниз и давай намахивать между деревьями и над самым снежком. Потом и вовсе пешком подбираться стали. Дошли до места, которое сова указала, а там и впрямь верши и человек без чувств на снегу лежит. Мираша сразу признали, потому как на новоселье видели, а всё же объявляться не стали. За елью разлапистой спрятались, ну и давай призор вести, да уши наустаурили. Лема с одной стороны выглядывает, а Кит -- с другой.
Верши уже одумались и Илью в тёплую одёжку обрядили. Вернули себе бесплотные тела и наколдовали всяких вещей. В тулуп Илью тёплый укутали. Вовсе его Мираш добротно изладил. С перехватом и в полный рост, такой длинный, что до самых пят. На подкладе, из овчины густой, и не с мерлушковой какой, а самой что ни на есть пуховитой. С воротом широконьким тулуп этот. Лисий малахай на голове у Ильи. Под подбородком на завязках шапка сведена, так, что и лица не видать. Только один нос из меха торчит. Из-под тулупа валенки высоконько выпячивают. Тут, правда, Мираш промашку дал, на несколько размеров ошибся, вдовесок ещё и один валенок больше другого. Ну, зато носки тёплые и онучи с ворсом.
Костерок тоже верши разожгли, подле него и Илью положили. Теперь ему, верно, никакой холод не страшен. Сами тоже рядышком сидят и о всяком тихо разговаривают.
-- Иу-гу-гуу уак-куак-куак, -- послышалось вдруг сверху.
-- Вот ты в лесовинах служил, -- хитро прищурился Ма-Мар. -- Кто это кричит?
Мираш только плечами пожал.
-- Во-во, я и то знаю. Так только Ушастая сова горлопанит.
Кит со стороны Лемы выглянул.
-- И что им надо? -- шушукал он. -- Давненько никого не было, а тут вдруг заявились. Неспроста это... На меня что-то замысливают. Для-ради-то пагубы...
Лема преобразилась: глаза заблестели, заискрились огнём, хвост в нетерпении закачался и ещё больше распушился. С лапы на лапу она мнётся и уж совсем из-за дерева высунулась.
-- Куда, дурёха?.. -- опять пужнулся Кит. -- Увидят ещё...
Вдруг Илья в себя приходить стал. Задышал хрипотно так-то, веки его задрожали мелко-мелко, руки и ноги судорожно дёрнулись. И живика уж почти совсем на место своё приплыла.
Мираш с Ма-Маром испуганно переглянулись. Тоже вот задача: лекарство снотворное в машине осталось... Не подумали, получается. Крепкий организм у Ильи оказался, переборол забытьё напускное. Сейчас вот проснётся, и думать страшно, что будет. Есть, правда, средство...
-- Заковать? -- торопливо спросил Мираш.