-- Сама схожу, -- и только хвост за дверьми мелькнул.
Кит разволновался, конечно, а все же не до трясавицы. У него, знаешь, особая сторожковая система налажена. На разных гостей и сигналы специальные назначены. Если верховные доглядатели нагрянут, одна мелодия играет, верши -- другая звучит, ну и на птиц тоже своя музыка предусмотрена. До тридцати мелодий так-то.
Сразу и догадался, что птица какая-то прилетела, с ночных. Кит осторожно, чтобы не греметь, положил крышку на сковороду, присел на табурет и прислушался чутко.
Лему всю прям и скосило, когда она старую сову-ушанью увидела. Да и то сказать, устала от всех этих новостей, которые Опалиха приносит. И всё-то у неё одна история страшней другой случается. Жути нагромодить -- это первая она в лесу мастерица. Всполошит лесовинов, бывало, а на деле вовсе пустяшно оказывается. Раньше ушанья каждую ночь и через ночь с докладом являлась, но с недавних пор Кит нагрозил ей (он только с птицами да зверями строгий), если понапрасну беспокоить будет.
Хотела Лема прикрикнуть на вестунью-наброду, но видит: не в себе та вовсе, глаза ошалелые в кои-то веки и дрожит вся, ажно снег с кокорины, на которой сидит, сыплется.
-- Беда! Беда в лесу! -- выпалила Опалиха и чуть с копаня не свалилась.
-- У тебя всегда беда. Шла бы ты домой, -- скучающе сказала Лема.-- Сегодня ночью Стыня Ледовитка обещалась, жуткий мороз будет. Мы всех оповестили, а ты, конечно, не слышала! Иди, готовься.
Сова сразу в крик.
-- Срочное у меня! Потом в слезах плавать будете!
-- У тебя всегда срочно. Ладно, говори, только быстрее.
Сова вскинула важно голову и принялась рассказывать:
-- Вылетела я на охоту и вдруг вижу: неболёт какой-то чудной. Не зверь, не птица, а искусное что-то, с камня делано. Я такой у... в городе видала. В городе-то я бываю, а как же. В конце зимы обычно наведываюсь. Снегу набухает -- до мышей трудно добраться, а в городе мышки завсегда. Хоть и страх там один, жуть. Шуму-то шуму!..
-- Говори уж, что стряслось?!
Ушанья словно и не слышит.
-- А свету там, свету! Ночью, как днём. Слепит ажно. А от машин этих ярки лучи полыхают. Знаю уж, как энти машины выглядят, а как же. Я однажды не убереглась -- как мне ожгло светом очи! -- сова ткнула себя маховым пером в глаз.-- Я потом целу неделю компрессы на глаза накладывала. Жуть, и вспомнить страшно!
-- Я всё это давно знаю, сто раз уже слышала... -- поморщилась Лема. -- Говори о деле.
-- О деле и говорю, -- недовольно пырхнула сова. -- А тут думаю, оглохла я, что ль? Ни звука от машины этой, и света нет. Так жеть по дороге ползёт, а то и в воздух подымится, и летит, как мы, совы, только без крыльев.
Опять захотелось Леме погнать сову, но та что-то совсем разволновалась -- не похоже, что обманывает. Ладно, решила Лема, если опять зря полошит, я ей устрою!
-- Дай, думаю, прослежу за неболётом, -- важно подбоченилась Опалиха.-- Я-то сразу поняла, зачем этот неболёт ночью в лес заявился... -- и со значением на Лему глянула. А Лема молчит, будто и не интересно ей вовсе. Сова и говорит: -- Знаю я: хотят нас, сов, извести. Сейчас вот они над лесом поднялись и стали нас, сов, высматривать.
--Давно пора... -- прошептала Лема.
А Опалиха будто и не слышит, туда-сюда по кокорине давай выхаживать.
-- Вскорости и ночью без опаски не полетаешь. Наскочишь ишо на такой неболёт -- и поминай как звали! Меня-то, конечно, не запугать! Проследовала я уж за неболётом. Пока он не остановился, смотрела за ним. Спасаю лес всегда...-- сова опять загадочно посмотрела на Лему и выдала: -- Видела я, кто из неболёта вышел...
-- Ну, и кто? -- без всякого интереса спросила волчица.
-- Узнала я его... -- важно сказала сова.
-- Кого опять?
-- А того, кто летом в меня целил и чуть жизни не лишил...
Лема вовсе заскучала, а всё же решила дослушать.
...-- Только он тогда из-за тучи выглядывал и молоньей в меня метил.
-- И ты его, конечно, запомнила?.. -- насмешливо спросила Лема.
-- Он, не сумлевайся. Чтоб мне без перьев остаться! Как он уперёд рукой-от взметнул -- страх ярый! -- и сова сама расправила правое крыло, выставила его перед собой. -- И как из той руки да молонья вырвется! Тут неболёта и не стало.
-- Верши, значит, были, -- догадалась Лема. -- И сколько их?
-- Сколь, сколь... -- напыжилась опять Опалиха. -- Трое вроде... Двое-то живинькие такие, а один вроде как и помер...
-- Ты что болтаешь? -- всё же рассердилась Лема. -- Верша помер!.. Несёшь всякую чушь! Всё! С меня хватит! -- и уж хотела вниз соскользнуть, да ушанья придержала.
-- Погодь, погодь, -- кричит, -- что, я врать буду, что ли?! Энти двое как есть положили его на снег, а он и не дрыгнулся.
-- Может, человек был? -- охолонула Лему внезапная догадка. -- Ты точно видела?
-- Можа, и человек. Кто ж его знает, я в них не разбираюсь.
-- Что ж ты... мне тут!.. -- закричала Лема, да как сиганёт вниз -- сова только клюв и успела открыть. Так и осталась растерянная, с раззявым клювом: о главном-то не поговорили... Плакала пенсия, получается.