Нерозначники(СИ)

По дороге просека широконькая случилась. Вдруг Лема увидела, как лось Окунь на другую сторону перебирается. Загорелись волчьи глаза. Окунь идёт по брюхо в снегу, грудью сугробины разбивает -- как корабль плывёт по белой глади. Лема его шутейно догнала -- нарядом ли похвастаться (нарочно видимая стала), или себя красивую такую показать, -- обернулась со стороны-то, глянула... А тот, бедный, и так еле шёл -- пасть раззявил, язык сбоку болтается, дышит тяжко, и хрипы из груди рвутся, -- а тут увидел, что попутчица объявилась -- как ужахнулся в сторону! Так бежал, что у Лемы сердце кровью облилось, на него глядючи. Ладошки к щекам прижала и давай причитать, со слезами на глазах: "Бедненький... Бедненький..." Ну, Окунь в лесу скрылся. Обошлось, стало быть, а как этот случай на здоровье его отразится -- про то неизвестно. Хотела, конечно, Лема незримо догнать Окуня да силой напитать, а на время глянула -- куда там, на место бы успеть. Нечего по пустякам отвлекаться, дело важное наметила, ему всё и внимание.

В самую чащу забралась и вроде как место узнала. Как и упреждена была, среди разлатых кедров остановилась. Глянула по сторонам: радостное для глаз местечко. Подошла к кедрам-великанам и самый кряжистый выбрала. Погладила ласково его рукой и говорит:

-- Красавец ты мой, ишь, как вымахал! Всем на удивленье! По всему лесу таких великанов не найти. Гордость для леса... А кормилец какой!

Шепчет так-то добрые слова и шершавую кору гладит. Вдруг... кедр подевался куда-то... Один пень здоровенный от него остался. А место среза гладкое такое, как полированное точно.

Достала Лема из сумки скатёрку, развернула не спеша и аккуратненько её на пеньке постелила. Полюбовалась на рисунок. Вблизи, сдаля глянула; вокруг обошла -- как ни смотри, а ладненько получилось. Порадовалась, конечно. Ну и повалила ещё два соседних кедра. Пока они падали, сучья от них отлетели в разные стороны, так, что только гладкие стволы остались. Так упали ловко возле пня-столика, что навроде лавок получилось. Могла, конечно, Лема и кресла волшебной силой явить, да решила, что эдак лучше будет. Всё ближе к природе...

Словом, довольнёхонька осталась. Полюбовалась ещё немного и принялась выкладывать из сумки снедь разную. Еды-то нанесла! Гусь целиковый обжаренный, котлет миска полнёхонька. Рыбные деликатесы да копчености, колбаса опять же. Огурчики, помидорчики солёные -- ой да всё и не перечислишь!

Не поскупилась, одним словом, ради знакомства-то...

Вскоре и Никанор появился. Посмотрел он тоскливо на угощение, закашлялся сразу и спрашивает:

-- Лекарства... кхе-кхе...нашего не принесла?

-- Лекарства-то?.. -- растерялась Лема и суетливо метнулась к сумке. Порылась там для виду и вовсе бледная отступилась. -- Я ведь пузырёк на самое видное место поставила, -- объясняла она, чуть не плача. -- Так и знала, что забуду...

Никанор прокашлялся и уж вовсе недовольно спрашивает: зачем звала, мол, и чего надобно.

-- Познакомиться вот решила, -- отвечает Лема.

Покривился Никанор да и вздохнул тяжко, и будто уходить собрался.

-- Просьба у меня к вам небольшая... -- начала сдаля Лема. -- Тут одна девушка есть. Умница такая, верши её не раз по жизни проверяли... Достойна быть счастливой. Всегда правильно поступала, по-доброму жила. Да вы, наверно, её знаете: Таля, внучка Елима из Забродок.

Никанор сурово кивнул.

-- А жениха ей верши совсем не того подобрали... -- помялась чуть Лема и словно в отчаянье простонала: -- Не пара они! Видно же: не назначены они судьбой друг дружке! Погубит он её!

Старик всё с измученным лицом слушал, а тут нежданно блеснул у него в глазах недобрый огонёк, и губы скосило набок. По опытности заподозрил, что Лема неладное задумала, но смолчал. Да и то сказать, с болью ему каждое слово даётся.

Леме же только и надо, чтобы её не перебивали.

-- Понимаете, -- объясняла она, -- им нельзя встречаться. Завтра Таля к Елиму короткой дорогой пойдёт, через болота... Нельзя ли так сделать... чтобы не пришла она в Забродки. Ну, там...

Не успела Лема и договорить, Никанор как вскочит с бревна! Да как затрясёт кулачищами! Лицо у него страшно перекосилось, и изо рта накипь белая пошла. Про боль и забыл вовсе.

-- Что ты себе возомнила?! -- кричит. -- В человечью судьбу лезть?! Да кто ты такая?! Ходите тут, здоровьем пышете! Сама-то вон ни холода, ни жары не знаешь, боли не чувствуешь, а у человеков, думаешь, также всё?! Ты в шкуру их залезь, вечноцветущая, жизни-то хлебни человеческой! Я-то знаю, что это такое! А ты знаешь, соплячка, что такое, когда смерти хочется?

-- Я свою жизнь тоже в тяготах прожила, -- обиделась Лема. -- Она, может, ещё трудней человечьей была.

-- Конечно трудней! И теперь по праву всем указывать да учить решила! Лезут тут все кому не лень!.. Людям жизни коверкают!

-- Не надо кричать, -- спокойно отвечает Лема. -- Я всё делаю, как лучше... Жалко мне её, хорошая всё-таки девушка... А я вам вот что скажу: поможете мне -- выхлопочу вам прощение. О себе подумайте тоже, совсем вон скрючились...