Вот оно, видишь, как бывает: кромешные силы вовсю по своему умудрению воротят, а Лукерья с помощниками и сделать ничего не могут. Узнали они, конечно, что Шипиш Переплёт и Шивера за спину Альберту встали, вот и раздумались, как Альберта от Тали отвадить. Всякие уловки перебирают, а на поглядку вовсе пустое оказывается.
Всё же Лукерья придумала так придумала!
-- Есть одно верное средство, -- сказала она и загадочно на помощников глянула. Не успели те спросить, что это она такое замыслила, глядят, а Лукерья в комнатушке своей скрылась и напоследок упредила, чтобы не тревожили понапрасну.
Сколько-то времени прошло, сама их мысленно призвала.
В комнату зашли, смотрят, а перед зеркалом во всю стену вместо Лукерьи... Таля сидит. Песенку весёлую напевает и причёску в мелкие колечки увивает. Догадались, конечно.
-- Ты что это, Лушенька, -- спрашивает Ма-Мар, -- сама не своя?..
Лукерья-Таля в сторонку плойку отложила и кокетливо волосы поправила.
-- А вот... -- отозвалась она. -- Не могу пока говорить.
-- Хочешь кого-нибудь в Талю влюбить? -- подступился и Мираш.
А обережница вздохнула по-девичьи, сумно и скучающе, да и говорит:
-- Ничего-то вы в любви не понимаете... Разве можно кого насильно влюбить? Сердцу не прикажешь.
Потом всё-таки сказала, что удумала.
Пришла Лукерья этим же вечером -- обличьем Тали так-то... к Альберту... домой и говорит: дескать, согласная я, всю жисть о тебе мечтала, бери меня в жёны.
Альберт покривился, конечно, глянул свысока так-то (хоть и ниже он росточком Тали) и спрашивает: мол, отчего раньше ерепенилась да артачилась? И сам же заключил:
-- Ну да, понятно, богатенького захотела?
Лукерья-Таля и замахала руками, да с мольбой в глазах:
-- Что ты! Что ты! Просто тебя проверяла... Хотела узнать, как ты меня любишь... А денег мне твоих совсем не надо...
Альберт опять покривился, однако не стал обидные слова пускать. Да и то сказать, загляделся на Талю: уж такой красавицей она предстала, что и глаз не оторвать, королева, одним словом.
Тут же и увёл её в спальню... Ну, или она его...
Такие вот дела. Нет, само собой, Лукерья раздвоилась по такому случаю -- двойнятку себе изладила. И так всё обделала, словно умом и не участвовала вовсе... И то верно, если бы телом отдалась, в котором живика-коренница сидит, этот случай напостоянно бы в памяти остался. А у двойнятки память и почистить можно, всякую ненужную подробность, стало быть, вынуть и изничтожить насовсем.
Спрашиваешь, чего там, в спальне этой, случилось?
Ну, понимаешь, не совсем, конечно, у них ладно всё прошло... Ничегошеньки у Альберта, слышь-ка, не получилось по мужичинской-то части. Тут уж Лукерья сама постаралась, напустила на яньку своей силой фаробу жениховскую -- повислость. Да ещё потом сама и расстроилась...
-- Эх ты, необнакавенный человек! -- обижено говорила она. -- А ещё жениться собрался. Теперь понятно, почему тебя жена бросила... Денег мне твоих не надо. Спасибо... -- и домой засобиралась. На ночь глядя.
Альберт уж и сам не рад стал, что до свадьбы в спальню зазвал. Весь план, который ему Шивера составила, получается, срухнул. Как теперь женихаться? Что и говорить, испугался янька за сытное своё положение. До этого было нагрезил себе лучезарную будущность, а теперь, не ровен час, и самому срухнуть недолго.
Простился он с Талей что-то уж больно ласково. Шофёра своего, Сомовью голову, призвал и наказал, чтобы до дому довёз. А сам бутылушку из притайника достал и в пьяную одурь ухнул.
А утром проснулся, глядит, а рядышком с ним на постели... какая-то неизвестная красавица лежит. Одёжки на ней никакой нет, вся-то она как есть нагая.
Это, слышь-ка, Лукерья в своём настоящем обличии явилась. Не до конца, стало быть, задумку свою свершила и вернулась. Небось, забыла что-то, главные слова не сказала.
Поначалу-то Альберт испугался -- опять, думает, чертовщина какая-то, -- но тут ему догадка нужная на ум села. Так и решил, что незнакомку ему Шивера подложила... Пока тужил неповоротливый ум, и красавица пробудилась. Сразу же она ласково на яньку глянула и запела бархатным голоском: так, мол, и так, уж такая я счастливая, что наконец-то мы... поженились. Ну и любимым его назвала.
У Альберта и вовсе всякое понимание отшибло. Сглотнул он задышливо -- запершило вдруг в горле, и слова сказать не может. Оглянулся в испуге по сторонам, смотрит: возле кровати на полу большим комком белое платье лежит, а ещё в сторонке и фата на стулке повисла. Тут же и исподнее и другая одёжка вразброс покиданы. Одна туфелька... на столе, а другой -- и вовсе не видать. И во всей комнате перемена дивная. То тут, то там вазы с цветами стоят, да и весь пол и постель лепестками роз усеяны. Вот так клюква... Стало быть, Альберт и впрямь красавицу жену из загса привёз, отгремела свадьба и вот брачная ночь минула...
Луша видит: неладное что-то с её мужем случилось, -- разволновалась, с тревогой на яньку смотрит.