Нерозначники(СИ)

Ну и замечтал Мираш. Вот проснётся Илья... Представилось верше, как всё будет, и уж в намётанное будущее заглянул. Так увлёкся, что многонько ему там доброго и хорошего привиделось. Да и порадовался, видя, как ладненько Илья с Талей живут. Даже и не ведают, кому своим счастьем обязаны... А Елим и вовсе не знает, как за внучку благодарить. Во всём Мираша слушается и угодить старается. Ни у одного лесовина такого помощника нет!

Вдруг Мираш какой-то стук заслышал. Сразу от грёз и очнулся. Оглянулся растерянно и не сразу сообразил, откуда звук-то. Потом всё-таки догадался. Чудной случай вовсе вышел, потому как услышал... биение сердца Ильи. Да так громко!

-- Что за чушь! -- засмеялся он. И Ма-Мару рассказал о том.

Посмеялись оба, а Мираш всё равно от наваждения не отмахнулся. Для верши уж совсем несуразность. Стал он с Ма-Маром о всяком разговаривать, лишь бы только стук приглушить.

К Елиму путь не близкий, да притом через Нарымские леса. Из города-то спокойно выехали: дороги накатанные, машина и устали не знает. А потом дорога вовсе несообразная пошла. Потужилась машина сколько-то и увязла в снегу.

Оглянулись верши, а вокруг тайга и тихо. Самая ночь.

-- Теперь уж ничего не поделаешь, -- рассудил Ма-Мар. -- Доставай свою вильховку. На ней теперича поедим.

Приладили вильховку под днище машинное. Качнулась она да и поплыла спокойненько, и никакой дороги ненадобно.

-- Хорошо хоть никто из людей не увидит, -- пошутил Ма-Мар. -- Испугались бы... А то какой и умом повернётся...

* * *

Из людей и впрямь никто на пути не повстречался -- даром что пустая это опаска, -- а вот среди лесного народца скоренько глазастые объявились. Едва только верши, вильховку понукая, поехали, а их уже сова-ушанья высмотрела строгим глазом. На берёзе она весь день просидела и вот думала, лететь ли ей на охоту либо поспать ещё. Вдруг видит: вовсе чудное явление. Машина человечья по дороге движется, а свету от неё ничуть не бывало, и не тарахтит, не громыхает, как ранешно-то. В прошлые разы встречала, бывало, машины эти, так не знала, как свои чуткие уши оборонить и глаза от слепящего света уберечь. Известно, совы на многие метры услышать могут, даже как у мышек сердечко бьётся, а каково, когда рёв моторный на всю округу несётся?! Тут хошь крылами прикрывай, хошь улепётывай со всей моченьки, а всё равно гул в голове стоит. А сейчас напружила слух на полную мощь, а окромя шороха странного, ничего не расслышала. Чудно ей показалось, ну и решила проследить, что да как.

Скажу тебе, сова эта на особой славе состоит. В лесу её почти все знают. За глаза в насмешку Опалихой зовут. Кто посмеивается над ней, а кто и уважает, побаивается. А всё после одного случая, что по лету приключился.

В дерево, в дупле которого она дневала, во время грозы молния ударила. Тополь тогда со страшным треском до корня развалился, прямёхонько через дупло раскололся. К счастью, сова успела выскочить, но крылья чуть подпалила, ну и от испугу всё-таки умом пошатилась.

Попервости-то, слышь-ка, обиделась.

-- Что я, -- говорит, -- громоотвод, что ли? -- а потом возгордилась...

После того почуяла она, что страха в ней нет боле. Днём в кроне деревьев перестала прятаться, а всё на видном месте норовит усесться. Да ещё соберёт вокруг себя ротозеев, птах несмышлёных, и вопрошает напыщенно:

-- Вот что у нас кромешников в лесу не стало? -- обведёт всех своими большими круглыми глазами, потом ещё раз, с прищуром.

Все молчат, понятно, в суматохе слова ищут.

-- А то и нет, что меня бояться... -- объявляет разгадку сова. -- Я только гукну, а оне уже -- бечь. Вот вчерась одного до самой опушки гнала, -- опять оглянет всех пернаток, уловит строгим взглядом, какого эффекту наделала, и дальше привирать возьмётся: -- Он, бедный, голову руками стиснул, уши, вишь, бережёт, и несётся что есть силы от меня. А я ещё лише страху нагоняю, -- и тут сова как гукнет со всей моченьки -- и впрямь ужас дичайший.

Птахи в страхе и дыхнуть бояться, а ушанья только посмеивается:

-- Это я не в полную силу, вас жалко.

Потом помолчит маленько, подождёт, пока уговаривать не начнут, и дальше сказывает:

-- Тут на меня молонью насылали... Избавиться, вишь, от меня хотели. Простота... Куда им со мной совладать! Нет такого средства, чтоб меня побороть!

Пернатки во всё верят и слова поперёк сказать боятся, ну, сова и давай к своему подводить

-- Стара я стала, -- говорит, -- а приемника не вижу. Вот не будет меня -- кто вас защитит? Кто от беды оборонит?

Что тут скажешь? Известно, крахом всё пойдёт. Не спастись без старой совы, тут и говорить нечего.

-- То-то и оно, -- вздохнёт ушанья тяжко и будто сама себе говорит: -- Понятно, беречь меня надо... Одна я такая... За мышами охочусь, силы понапрасну трачу. Плохо последнее время себя чувствую... Ломота в крыльях заела, слух не тот -- хоть плачь, да и зрение уже замутилось... Кормить меня хорошо надо, -- может, и отойду. Вот кабы приносили чего...