Доктрина Герасимова, если ей верить, затрагивает вопросы как мирной жизни, так и войны. Коль скоро военная стратегия реализуется посредством механизмов, традиционно относимых к категории экономических или гражданских, но используемых как оружие, в сфере мирного взаимодействия тоже нарастают противостояния и неопределенность. Подобные закономерности уже сейчас можно заметить по тому, как маргинальные группировки и тролли используют публичные дискуссии как способ ведения войны, переходя на личности публичных фигур с целью опорочить или запугать их. Даже безо всякого вмешательства со стороны России в предвыборных кампаниях применяются мощные цифровые технологии, позволяющие выделить очень малые социальные группы, на которые стоит целиться, а затем мобилизовать большое число сторонников, чтобы отправить их стучаться в двери домов нужного района. Подозрения в «русской пропаганде» лишь отвлекают от того факта, что бизнес и политические партии уже незримо ткут через Facebook сеть коммуникации с тысячами различных психологических профилей. Атмосфера секретности вокруг этих новых стратегий и технологий позволяет считать, что они имеют отношение к традициям как мира, так и войны.
Для ведения войны необходимы знания, хоть и не совсем такие, к каким мы привыкли в мирное время. Факты, предоставляемые экономистами, статистиками и учеными, помогают стремиться к миру тем, что могут дать общую картину бытия, с которой все будут согласны. Вопрос истины удаляется из политической сферы, что спасает нас от того типа конфликтов, что разрывали Европу в первой половине XVII века. С данной точки зрения мы можем воспринимать факты как своего рода соглашения, гарантии, даваемые экспертами обществу и друг другу на предмет того, что их записи являются достоверными и не искажены в угоду личным или политическим предпочтениям.
На войне используются познания иного рода. В ходе боевых действий самые ценные сведения (касающиеся тактики, технологий, перемещений и т. д.) часто держатся в секрете, при этом предпринимаются сознательные усилия дезинформировать противника. Целью является победа, а не консенсус. Одной из ключевых проблем на войне является необходимость гарантировать, что критически важная информация доступна в нужное время и при этом не перехвачена. Такой роскоши, как неторопливые, рассудительные, открытые дебаты, на которых строился научный прогресс, позволить нельзя. Наука и экспертиза могут многое предложить правительству и оборонным ведомствам в военное время, но тогда, принимаясь за военные задачи, им приходится жертвовать множеством своих фундаментальных принципов. Во главу угла встает оперативность исследований и консультаций. Если война проиграна, правота уже не имеет значения.
Кроме разведданных, совершенно иную, но не менее важную роль на войне играют эмоции. Боевые действия требуют агрессивности, солидарности и веры в собственное превосходство, порой до расчеловечивания врага. На протяжении всей истории военачальники уделяли внимание не только численности и физическому состоянию своих солдат, но и их боевому духу. Соответственно, усилия по подрыву морали противника стали важным оружием любой войны. Доктрина Герасимова обращает внимание на стародавнюю истину о том, насколько ценными могут быть пропаганда и психологические атаки в деле подавления противника.
Война поднимает важность чувств до уровня, нехарактерного для мирного времени, двумя путями. Во-первых, у наших эмоций и физических ощущений появляется фундаментальное значение. Храбрость, упорство, оптимизм и агрессия – важнейший ресурс в любом сражении. У противника же сознательно провоцируют страх, боль и пессимизм. Все те вещи, которые эксперты обязуются не принимать во внимание в ходе объективного обследования явлений, становятся на войне важными инструментами. Естественные психологические процессы, которые Томас Гоббс хотел унять, – заносчивость, подозрительность, недоверие и агрессия, – возвращаются, когда общество переходит от мирной жизни к состоянию войны. Хорошо это или плохо, но война способна вызывать эмоции в степени, которую не в состоянии обеспечить коммерция и рациональные дебаты.
Во-вторых, чувства становятся источником информации, своего рода маяком, как если бы кто-то на ощупь искал путь по темной комнате. В условиях отсутствия фактов, пользующихся общим согласием, каждой из сторон приходится полагаться на сочетание собственных сведений и инстинктов. На войне информация не всегда бывает точной, а потому внутреннее чутье и прочие ощущения играют свою роль: тело становится источником ценных данных. При быстро происходящих сценариях, в особенности при участии боевой авиации, требуют развития новые технологии, такие как радар, чтобы заметить надвигающуюся угрозу, пока не слишком поздно. Дополнение человеческих органов чувств с помощью аппаратуры для распознания угроз является столь же важным приоритетом для инноваций в военной сфере, как и разработка нового вооружения.