Нервные государства

Помимо огромных человеческих ресурсов, Клаузевица глубоко поразил новый характер войны под руководством Наполеона. Речь шла не просто о широко известной способности Бонапарта мобилизовать население, а об административных возможностях современного государства. Было нечто новое в том, как Наполеон покорял Европу, перемещаясь с беспрецедентной скоростью и избегая конфликтов, когда не было решающей вероятности победы. Французы организовали длинные линии снабжения, позволявшие обеспечивать армии даже на сотни миль в глубь вражеской территории, при этом регулируя быт в тылу. «Система Шаппа» – оптическая телеграфная сеть, позволявшая передавать несложную информацию на большие расстояния посредством чередуемых сигналов, – действовала по всей Франции с 1792 года. Наполеон использовал эту новую технологию, чтобы протянуть аналогичные линии связи в Италию, Пруссию и Голландию с целью координации военных сил.

Тактически Наполеон уделял большое внимание перекрытию вражеских линий связи и снабжения продовольствием, тем самым обратив военную силу против инфраструктуры. Подобно грядущим «тотальным» войнам XX века, данный подход превращал войну в соревнование по осведомленности и логистике, вовлекая в процесс гражданские правительственные структуры. Наполеон был политиком в не меньшей степени, чем генералом, но его политические амбиции предполагали построение империи. Он сражался не только ради славы, но для достижения четко определенных целей, и продолжал сражаться, пока не добивался их. Данное наблюдение привело Клаузевица к выводу, принесшему ему наибольшую известность: «Война есть продолжение политики другими средствами».

Книга, из которой взята данная цитата, писалась в виде ряда неопубликованных эссе начиная с 1816 года и заканчивая смертью автора от холеры в 1831 году; позже эти заметки были собраны вдовой Клаузевица и изданы под заголовком «О войне». Некоторые из симпатизирующих автору читателей усмотрели тут влияние Канта, особенно в методе, которым книга сплетает вместе абстрактные принципы с практическими реалиями. В более же скептических отзывах Клаузевица часто осуждают как своего рода нигилиста, который превозносит насилие и чьи изыскания в области теории стратегии послужили канвой для жутких событий Первой мировой войны (хотя не все военные историки согласны с данным утверждением). Его определение войны – «акт насилия с целью заставить противника выполнить нашу волю» – было брутальным в своей простоте, а сам он считал (в сравнении с менее масштабными войнами прошлого), что современное военное противостояние по-настоящему заканчивается лишь тогда, когда одна из сторон полностью истощена[135].

В остальном же Клаузевица можно сравнить с консультантом по менеджменту, помогающим руководителям, ответственным за принятие решений, беспристрастно взвешивать затраты и доходы тех или иных вариантов дальнейших действий. После окончания Вьетнамской войны его труды стали обязательными к изучению в военных колледжах США, когда Пентагон стремился пересмотреть ключевые принципы стратегии атаки и защиты. Утверждать, что «война есть продолжение политики другими средствами» – значит признавать, что боевые действия есть лишь одно из множества средств достижения определенных целей, которое следует применять исходя из рациональной необходимости. Генерал Герасимов рассуждал именно в этом духе, из-за чего обозреватели окрестили его доктрину «клаузевицианской». Данная идея сводит войну к чему-то административному, превращая насилие в один из множества инструментов в распоряжении государства для достижения какой-то задачи. Если что-то и пугает в работе Клаузевица, так это не столько его прославление войны, сколько холодный и расчетливый ее анализ – и это несмотря на многократный опыт наблюдения ее ужаса с малых лет.

Но почему мы сегодня обращаемся именно к идеям Клаузевица? Каким образом этот уязвленный прусский офицер с непреодолимой тягой к войне может помочь понять нашу современность? Самым первым ответом, по меньшей мере на уровне риторики, будет то, что «войны» с некоторых пор врываются в нашу жизнь с пугающими регулярностью и разнообразием, теперь вовлекая в себя традиционно «гражданские» культуру и политику. Современные нам государства участвуют во множестве новых войн, одна другой неосязаемее: «война против террора», «война против наркотиков», «кибервойна». Гражданское общество и демократия тоже преподносятся как «войны», благодаря «культурным войнам», рассекающим американскую политику еще с 1960-х, и Алексу Джонсу, печально известному праворадикальному шоумену и конспирологу, который предупреждает слушателей: «За ваш разум идет война». Альтернативные правые винят левое крыло в том, что они представляют собой «воинов социальной справедливости». В начале XXI века уже не столько война есть продолжение политики другими средствами, сколько «политика есть продолжение войны другими средствами», хотя, где именно заканчиваются средства «мирные» и начинаются «насильственные», становится все менее ясно.