Нервные государства

С точки зрения Мизеса и его сторонников, Нейрат сделал на примере экономики военного времени неправильные выводы. Он сфокусировался на расширенной роли государства в состоянии войны, предполагая, что оно сможет и дальше производить и распределять блага в мирное время. Мизес, в свою очередь, извлек совершенно иной урок: капитализм уже подобен войне, что ведется между предпринимателями, чьи храбрость, новшества и капитал сталкиваются на поле брани. Как и на войне, здесь мало фактов, на которые можно положиться, и все сводится к самообладанию, стратегии и интуиции. Никаких реальных ранений никто друг другу, конечно, не наносит, но ставки должны быть настолько высоки, насколько возможно. Ключевой задачей правительства является не производство или распределение товаров, но защита права частной собственности. Учитывая важность идеи и изобретений для такой системы, это право будет вынуждено силой распространиться и на интеллектуальную сферу. Мизес отчетливо понимал, что по своей сути это был вопрос физической силы: «Всякая собственность проистекает из захвата и насильственного удержания», – утверждал он[168]. Но без этой защиты не получится капитализма; а без капитализма не будет ни экономического прогресса, ни свободы личности.

В течение десятилетий после смерти Мизеса в 1973 году вдохновленные его идеями либертарианцы боролись за расширение влияния частных экономических сил в рамках все более агрессивных и часто успешных кампаний. Кампании эти изображают практически любое налогообложение и регулирование заговором социалистов, которые спят и видят, как бы уничтожить свободу личности. Как было обнаружено историком Нэнси Маклин и журналисткой Джейн Майер, американские организации, такие как Институт Катона, «Reason Foundation» и «Liberty Fund», прилагали огромные усилия при щедрой поддержке богатых доброжелателей в борьбе с социальным и экологическим контролем со стороны государства на самом базовом уровне. Право корпораций причинять ущерб окружающей природе и своим собственным сотрудникам отстаивается как основной принцип свободы, альтернатива которому государственный социализм. Избрание Барака Обамы в 2008 году с его планами по спасению финансовой системы и обеспечению социального медицинского страхования стало катализатором для грозной мобилизации экономических и интеллектуальных мускулов, питаемой либертарианской идеологией.

Победил Мизес в «дискуссии об экономическом расчете в социалистической экономике» или нет, дело не в этом. Что более важно, сделав центральной проблему быстрых вычислений, он определил условия, на которых этот спор происходил. Согласно трудам историка экономики Филипа Мировски, совершив это, он определил шаблон, по которому мэйнстримная экономика будет развиваться всю вторую половину XX века, особенно в США[169]. В согласии с критикой Мизеса в отношении Нейрата экономисты все больше рассматривали свою профессиональную область с точки зрения информатики и воспринимали рынки как узлы обработки информации. Мировски отмечает, что начиная с 1960-х годов экономисты, занятые темой информации, стали доминировать в списках нобелевских лауреатов, помогая заложить интеллектуальные основы возрождения политических программ свободного рынка в 1970-х и далее. Многие из них являлись относительно традиционными представителями своей профессии, полагавшимися в моделировании рыночных сил на математические формулы. Однако среди них оказался также и Фридрих фон Хайек, лауреат Нобелевской премии 1974 года, в чьих трудах мы можем обнаружить более оригинальный и преобразующий подход к философии познания, который, вполне возможно, представляет собой самый значительный – и судьбоносный – в XX веке вызов основам и авторитету публичной экспертизы.

Полезное знание

В начале XX века, проводя юность в довоенной Вене, Хайек обзавелся противоречивым отношением к традиционному академическому образованию. Его отец был доктором, но всегда мечтал быть ботаником, и он стал рассматривать университетскую карьеру как предмет своих стремлений. Однако найти конкретную область, что смогла бы удержать внимание Хайека, не удалось. В школе у него имелся некоторый интерес к биологии, в особенности к теории эволюции Дарвина, но в большей степени он тянулся к практическим видам занятий вроде скалолазания и театра. Хайек разделял интеллектуалов на два разных вида: на «мастеров своей темы», имеющих авторитет в определенной области знаний, и «головоломов», которые играют с проблемами, но не всегда хорошо знают предмет. Себя он, не сомневаясь, причислял ко вторым.