Нервные государства

Негласное предположение идей Хайека состоит в том, что традиционные университеты подобны картелям, вступившим в сговор против общества и узурпировавшим право контролировать факты. С этой радикальной точки зрения монополия – это не обязательно плохо, если она достигнута через креативность и готовность к рискам. Но академические круги защищены от рыночной конкуренции лишь на основании исторически сложившихся привилегий и ложных идей об общественных интересах. Они ничего не сделали, чтобы заслужить это преимущество, и разрушить этот картель посредством добавления новых соперников будет в интересах общества. Коммерческие университеты, финансируемые частным капиталом аналитические центры и консалтинговые агентства, наверное, не имеют доступа к истине в большей степени, чем традиционные общественные институты. Но посредством привнесения большего разнообразия политических идей и мнений они разрушают интеллектуальный картель экспертов, заменяя его чем-то более рыночным.

С точки зрения бизнеса такое привнесение «конкуренции» в научные исследования принесло существенные дивиденды, пусть и ценой страшных социальных и в теории катастрофических экологических потрясений. Нефтяные компании вроде «Exxon» имели возможность, благодаря непрозрачным финансовым посредникам, таким как «Donors Trust», направлять средства в пользу исследовательских институтов и полуакадемиков, что были готовы противоречить общему консенсусу по поводу того, что сжигание ископаемого топлива провоцирует глобальное потепление[177]. Впервые узнав о научной связи между ископаемым топливом и глобальным потеплением в 1977 году, компания «Exxon» потратила колоссальные средства на поиск возможностей скрыть или поставить под сомнение эти свидетельства[178]. Персонажей, выглядевших экспертами, выставляли на публичных дебатах с целью дать голос «другой стороне» спора, где эта самая другая сторона была организована строго для получения финансовой выгоды.

Фальшивую науку можно победить. Проблема в том, что это требует времени. Там, где одна сторона занята проектом представления и всеми силами стремится произвести максимально точные записи и иллюстрации климата, а другая занята проектом мобилизации и стремится победить в борьбе за общественное мнение, первые будут очень уязвимы. Со временем альтернативный взгляд будет разоблачен как ложный, но, как часто бывает, уже поздно. В случае с глобальным потеплением может быть уже совсем поздно. Так или иначе, знание стало приобретать характеристики оперативности и своевременности, что 350 лет назад, когда создавались наши идеалы научной экспертизы, было немыслимо.

Знание в реальном времени

Начиная с 1975 года, когда послевоенный политический консенсус начал уходить, идеи свободного рынка, популяризованные Хайеком, привлекли внимание популярных политиков. К тому времени попытки управлять национальными экономиками, исходя из кейнсианства, уже несколько лет перестали давать результат. Связано это было как с технологическими и политическими проблемами, так и непредвиденными событиями вроде внезапного скачка цен на нефть осенью 1973 года. В том же году были упразднены фиксированные курсы валют, а следом и контроль движения денежных знаков через границы. Как итог, ценность денег стали определять международные рынки, а не политики. Контрреволюция против амбиций деятелей публичного экономического планирования шла вовсю, а идеи Мизеса, Хайека и Фридмана стали резко набирать популярность. К началу 1980-х годов социальные опросы впервые показали, что американцы доверяют бизнесу больше, чем правительству. Победы Рэйгана и Тэтчер, обещавших возродить престиж предпринимательства и свободного рынка, были знаком того, что появилась новая интеллектуальная традиция.

Однако было бы ошибкой предполагать, что данный сдвиг включал в себя замену политических механизмов один к одному. Имело место не просто замещение старой идеологии новой. Происходило нечто еще более фундаментальное, в соответствии с долгосрочным видением Мизеса и Хайека. Когда экономисты Австралии приводили аргументы в пользу свободного рынка, то никогда не касались прироста благосостояния или качества продукции, даже если они сами в это верили. Более судьбоносным и вызывающим беспокойство утверждением было то, что так снизили потребность в публичной, централизованной экспертизе как таковой. Можно пойти дальше и сказать, что тем самым снизили потребность в истине. С того времени, как Мизес в 1920 году написал свой памфлет об экономическом расчете, развился идеал, согласно которому рынки при условии относительного невмешательства со стороны правительства могли бы стать организующим принципом для в ином случае беспорядочного, недальновидного, просто недалекого общества. Пока есть возможность мирным путем координировать людей в реальном времени, нужны ли вообще эксперты и их факты?