Читаем Нервные государства полностью

Подозрения, которые Хайек питал в отношении общественной экспертизы, стали своего рода самовоплощающимся пророчеством. Преобразования в университетах начинаются с предположения, что исследователи и преподаватели действуют в своих интересах, пользуясь своим общественным положением и протекцией, чтобы сопротивляться давлению конкурентов. Потом появляются метрики и таблицы лиг, чья цель заставить их руководствоваться индикаторами вроде «удовлетворенности учащихся» и «трудоустройства выпускников», что, как и требовалось, провоцирует поведение в духе традиционных корпораций. Чем дальше, тем сложнее доказать отличие университетов от частного бизнеса, а сравнение их с коммерческим сектором (не в пользу первых) становится интуитивно очевидным шагом. От ученых требуют предоставлять свидетельства экономической и прочей выгоды от их работы, руководствуясь необходимостью спустить их с небес на землю (в Великобритании это называют «impact»). Это лишь закрепляет представления о знаниях как о практическом инструменте выполнения конкретных задач, а поиски «фундаментального» знания – это только казенная индульгенция.

Рынок не предлагает и не требует никакого консенсуса по поводу происходящего. Однако он может служить для координации комплексного множества противоречащих друг другу точек зрения, настроений и идей, взамен избавляя правительства и экспертов от необходимости брать ответственность на себя. Покуда каждый включен в единую информационную сеть, сиречь рынок, все личные взгляды равноправны и нет нужды в различиях между «истиной» и «заблуждением», «объективностью» и «субъективностью». Как выражался Хайек, «знание и невежество вещи относительные»[181]. Мы всего лишь делаем ставки, и со временем определяется победитель. Проблема же данного интеллектуального эгалитаризма состоит в том, что в материальном плане он никоим образом не связан с эгалитаризмом как таковым.

«Истинностный» отбор

Наполеона сделало столь невероятным в глазах его почитателей то, что он показал, как за счет лишь силы воли и стратегического гения можно перекроить всю карту Европы. Он был лидером, бросившим вызов самой природе политического бытия, ввергнувшим в хаос целые страны и стремившимся создать новый мир. Наполеоновский менталитет начинается с отказа принимать существующее положение вещей и признавать его постоянным. В конечном итоге Наполеон потерпел поражение, но фиаско это лишь один из возможных исходов такого акта неприятия. Война не просто усложняет определение фактов, но сменяется длительным периодом полной неопределенности конечного итога.

Похожая закономерность относится к теории эволюции Дарвина. Всякий эволюционный прорыв является результатом не предсказуемых и повторяющихся процессов, а причудливых отклонений. Чтобы биологический мир преобразился, должны иметь место случайности и нарушения, меняющие порядок вещей. Можно даже сказать, что подобные «ошибки» становятся основой для совершенно нового будущего. Подавляющее большинство их ведут в никуда. Но время от времени одна из них преображает мир. Что-то, начавшееся с ошибки, позже становится нормой благодаря своим превосходящей силе и способности к адаптации. Так статус-кво оказывается переопределен отклонением от нормы.

Похожий идеал изменения через отклонения знакомая нам группа венских интеллектуалов XX века надеялась защитить как основной принцип свободного общества. Хайек называл конкуренцию «процессом открытия», посредством которого познается бытие. Философ Карл Поппер, его друг и последователь, в своей знаменитой книге 1945 года «Открытое общество и его враги» утверждал, что признаком научного прогресса являлась не его истинность, а открытость для «фальсификации» альтернативными утверждениями. Критически важно оставить людям свободу говорить то, что не считается «истиной», коль скоро только так у нас есть возможность узнать, способны ли наши воззрения выдержать критику. Подобно генетической мутации сегодняшнее заблуждение со временем может оказаться ближе к правде. Шумпетер, в свою очередь, утверждал, что предприниматели создают внутри экономики «креативный беспорядок», сдвигая один набор признанных методик и институтов и заменяя его другим. Настоящую опасность для Запада представляют усилия правительств и экспертов усмирить эти процессы отклонения.

Перейти на страницу:

Все книги серии Цивилизация и цивилизации

Похожие книги

Наши разногласия. К вопросу о роли личности в истории. Основные вопросы марксизма
Наши разногласия. К вопросу о роли личности в истории. Основные вопросы марксизма

В сборник трудов крупнейшего теоретика и первого распространителя марксизма в России Г.В. Плеханова вошла небольшая часть работ, позволяющая судить о динамике творческой мысли Георгия Валентиновича. Начав как оппонент народничества, он на протяжении всей своей жизни исследовал марксизм, стремясь перенести его концептуальные идеи на российскую почву. В.И. Ленин считал Г.В. Плеханова крупнейшим теоретиком марксизма, особенно ценя его заслуги по осознанию философии учения Маркса – Энгельса.В современных условиях идеи марксизма во многом переживают второе рождение, становясь тем инструментом, который позволяет объективно осознать происходящие мировые процессы.Издание представляет интерес для всех тек, кто изучает историю мировой общественной мысли, стремясь в интеллектуальных сокровищницах прошлого найти ответы на современные злободневные вопросы.

Георгий Валентинович Плеханов

Обществознание, социология
Теория социальной экономики
Теория социальной экономики

Впервые в мире представлена теория социально ориентированной экономики, обеспечивающая равноправные условия жизнедеятельности людей и свободное личностное развитие каждого человека в обществе в соответствии с его индивидуальными возможностями и желаниями, Вместо антисоциальной и антигуманной монетаристской экономики «свободного» рынка, ориентированной на деградацию и уничтожение Человечества, предложена простая гуманистическая система организации жизнедеятельности общества без частной собственности, без денег и налогов, обеспечивающая дальнейшее разумное развитие Цивилизации. Предлагаемая теория исключает спекуляцию, ростовщичество, казнокрадство и расслоение людей на бедных и богатых, неразумную систему управления в обществе. Теория может быть использована для практической реализации национальной русской идеи. Работа адресована всем умным людям, которые всерьез задумываются о будущем нашего мироздания.

Владимир Сергеевич Соловьев , В. С. Соловьев

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука
История британской социальной антропологии
История британской социальной антропологии

В книге подвергнуты анализу теоретические истоки, формирование организационных оснований и развитие различных методологических направлений британской социальной антропологии, научной дисциплины, оказавшей значительное влияние на развитие мирового социально-гуманитарного познания. В ней прослеживаются мировоззренческие течения европейской интеллектуальной культуры XVIII – первой половины XIX в. (идеи М. Ж. Кондорсе, Ш.-Л. Монтескье, А. Фергюсона, О. Конта, Г. Спенсера и др.), ставшие предпосылкой новой науки. Исследуется научная деятельность основоположников британской социальной антропологии, стоящих на позиции эволюционизма, – Э. Б. Тайлора, У. Робертсона Смита, Г. Мейна, Дж. Дж. Фрэзера; диффузионизма – У. Риверса, Г. Элиота Смита, У. Перри; структурно-функционального подхода – Б. К. Малиновского, А. Р. Рэдклифф-Брауна, а также ученых, определивших теоретический облик британской социальной антропологии во второй половине XX в. – Э. Эванс-Причарда, Р. Ферса, М. Фортеса, М. Глакмена, Э. Лича, В. Тэрнера, М. Дуглас и др.Книга предназначена для преподавателей и студентов – этнологов, социологов, историков, культурологов, философов и др., а также для всех, кто интересуется развитием теоретической мысли в области познания общества, культуры и человека.

Алексей Алексеевич Никишенков

Обществознание, социология