Нервные государства

Сегодня частные семейства и компании (включая хедж-фонды и приватные фонды акций) контролируют активы и деньги в таком масштабе, который большую часть XX века был доступен лишь корпорациям с присутствием на бирже, которые возлагали на управленцев определенные обязательства в части прозрачности и фидуциарных функций. На старости лет Хайек совершенно открыто выражал свою симпатию к неравенству, идущему через поколения, намекая на евгеническое оправдание наследования:

«На самом деле есть серьезные причины думать, что некоторые общественно ценные качества редко приобретаются в одном поколении, но обычно формируются усилиями двух или трех поколений… Учитывая это, было бы неразумно отрицать, что общество будет иметь более качественную элиту, если не ограничивать восхождение одним поколением, не принуждать всех начинать с одного уровня»[185].

В наш новый век колоссальных личных богатств миллиардеры, владеющие частными компаниями, такие как братья Кох, или Роберт Мерсер, хедж-фондовый миллиардер, спонсировавший различные альтернативно-правые и популистские кампании, включая издание Breitbart, обладают огромной политической автономией без необходимости доводить до общественности, как они ею пользуются. Facebook и Google теперь размещены на рынке акций, но их основатели сохраняют за собой мажоритарные доли. Для этих новых олигархов семья становится самым важным политическим и экономическим институтом, и они сделают все, чтобы эти крайности неравенства пережили их самих. Если в их возможности не входит добиться настоящего бессмертия (вроде того, на которое надеется Питер Тиль), то образование династии становится лучшим способом оставить финансовое и генетическое наследие.

Жить в мире, построенном по принципу дарвинизма, некомфортно всем, в том числе победителям. Даже великие триумфы конечны – как убедился сам Наполеон. «Основатели» и олигархи, что теперь доминируют над нашими экономиками, ощущают это так же глубоко, как и все. Зачем еще им так стремиться удержать свое богатство подальше от налоговиков, копить его для своих детей и внуков? Откуда такая неприязнь к естественному процессу старения? Те же психологи, открывшие склонность людей обращаться к авторитаризму, когда им напоминают о смерти, также обнаружили тенденцию к изменению характера в сторону материализма и стяжательства[186]. В бесцельной тяге к накопительству они видят способ отрицать собственную смертность. Отсюда же проистекает ненависть многих людей к налогам на наследство, вне зависимости от того, достаточно ли оно у них велико, чтобы таковыми облагаться.

В финансовой среде наблюдается яркое воплощение той австрийской экономической программы, с постоянно колеблющимися ценами, реагирующими на каждый слух и каждую крупинку информации, награждая самого шустрого из инвесторов до тех пор, пока этот самый инвестор не оказывается на деле компьютерной программой. Те, кому доводится работать на передовой финансового трейдинга высоких ставок, редко рассматривают свое дело беспристрастным, объективным взглядом экономического эксперта, предпочитая говорить об этом как о подобии физической схватки, проверке самообладания. Даже физическое тело трейдера становится ресурсом, требующим поддержания и оптимизации с использованием препаратов, помогающих увеличить продуктивность и внимательность. Для тех, кто противостоит друг другу в такой среде, эмоциональные ресурсы, такие как храбрость, амбициозность, самооценка и банальная жадность, становятся бесценны. Все направлено на подавление непрерывной тревоги, вызванной тем, что мировой рынок – это машина, которая никогда не останавливается.