Жизнь учила Николая Дмитриевича, что женщины встречаются двух типов. Бывают красивые… привлекательные… умные и домовитые, но — чего-то им не хватает. С такими уютно бывает провести ночь и прожить неделю… даже месяц — такое случается в практике. Потом с ними устаёшь. Почему? Кажется странным, меж тем, изнашиваешься от недостатка.
Парадокс?
Парадокс…
Жизнь полна парадоксов.
Второй тип, это женщины обыкновенные. Они не слишком хорошо готовят, Привычно-Как-Все одеваются (хотя стараются отличиться), исправно посещают косметические салоны (зачем? непонятно, видимо, чтобы не отставать). Женщины этого типа не навевают подспудных мыслей о Софи Лорен…
Они никогда не прыгнут выше головы, и даже не пытаются прыгать. Но что-то в них есть.
Изюминка.
С ними бывает интересно… в том смысле, что покуда выколупываешь эту "изюминку", проходят годы… привыкаешь. А привычка… про привычку лучше всего сказал Александр Сергеевич: Привычка свыше нам дана, замена счастию она!
Афина неспешным, устало-выверенным шагом двинулась вдоль коридора. Коридор, надо признать, производил впечатление: высокие потолки, ненавязчиво-зелёное оформление, панели в три четверти роста… на одной дубовой панели наметилась трещина от сучка, Кока коснулся её кончиками пальцев — в средней школе он занимался резьбой, с той поры фактура породистого дерева заставляла его трепетать.
— Встречались давно, — Завьялова посматривала на Николая Дмитриевича. Но не постоянно, стреляла маячками, как стробоскоп. — Кажется давно… или недавно… у нас сейчас утренники, вы учитывайте. Время смешалось. Как у Лермонтова, в "Бородино" припомните: смешалось время, люди, кони. Я даже не скажу, когда точно виделись. — Тронула пальцами виски. — И какое это имеет значение? Вам надо проверить Полубеска. Степан Полубесок легко мог убить Аркадия.
— Убить? — переспросил Николай Дмитриевич. — Степан? Почему вы так думаете?
— Вы видели его руки? — Афина развернулась, сложила ладони чашею, заглянула в них. — Такими руками можно задавить телёнка.
— Наверное, — осторожно согласился Кока. — Но зачем?
— Что, зачем?
— Зачем ему убивать лучшего друга? Тем более телёнка.
— Лучшего друга?! — удивлению Завьяловой не было границ. — Да они люто ненавидели друг друга!
Дала паузу, ожидая реакции "сыщика".
"Сыщик" смешался и молчал. Пробурчал "гм-м", потёр лоб.
— Из вашей реакции заключаю, что вам неизвестна та история, — проговорила Афина. — И вы не знаете, что Полубесок был с женой Аркадия.
— С Лидией? — теперь удивился Николай Дмитриевич.
— С Лидией.
Николай Дмитриевич уточнил, что значит "был". Завьялова вытянула указательные пальцы и потыкала ими друг в дружку, не оставляя вариантов. Тогда Николай Дмитриевич попросил прояснить обстоятельства.
История не отличалась оригинальностью. Молодые люди собрались отпраздновать начало весны, заготовили вина и мяса, отправились на берег реки. Компания самая дружная: Аркадий с Лидией, Степан Полубесок с Мариной…
— Был ещё кто-то из типографии, — Завьялова перечисляла, — и этот ещё неприятный хмырь с магнитофоном. Я никогда его не любила.
— Во-первых, кто такая Марина, — уточнил Николай Дмитриевич. — Во-вторых, когда именно это произошло?
— Во-первых, не перебивайте, это невежливо. Во-вторых, я сама вам всё расскажу. Это произошло пять… или семь лет тому. Марина — это натурщица, девушка, не лишённая привлекательности, однако личность мелкая и склочная. Стёпка писал её портрет, а перед этим она позировала ему для афиши фильма… между нами, потаскуха она первостатейная.
Николай Дмитриевич отметил грубое слово — неожиданно грубое — и смену интонации.
— В плане культурных мероприятий, ничего интересного не было. Основная забава, это купание Полубеска — он нырял в ледяную воду, распихивал льдины и плавал. Ещё танцы под "Аббу" и шашлыки.
— Кто жарил мясо? — спросил Николай Дмитриевич.
— Геннадий Легкоступов. У него родственники в Таджикистане, они присылают ему специи.
— Ну и?
— Что, ну и?
Николай Дмитриевич повторил жест указательных пальцев Афины.
— Ах, вы об этом! — Афина глубоко вздохнула. — Степан с Маринкой поругались, она немедленно уехала. Потом Стёпка напился, и… вот.
— А что делал Аркадий?
— Он спал.
— Понятно, — проговорил Николай Дмитриевич.
Хотя ничего понятно не было. Ничего не прояснялось. Более того, дело путалось и вязло. Напоминало верёвочный клубок, когда тянешь за одну петельку, надеясь упростить "проблему", а вместо кончика вытягиваешь неожиданный узел… и понимаешь, что лишь только туже всё затянул.
— А вы? — спросил. — Что делали вы?
Завьялова сверкнула очами. Отказаться было невозможным, слишком много деталей она сообщила. Тогда она проговорила:
— Я значительно умнее, чем это нужно для счастья. Я покинула компанию засветло… мой удел — сцена. Я служу Мельпомене, и глупые человеческие игры не для меня. Уж простите!
"Э-нет! Шалишь, брат… в смысле, сестра! Лукавишь!" — злился Кока.
Завьялова распрощалась с ним, напомнив, что у неё вот-вот должна начаться запись: "Режиссёр будет записывать фонограмму. Мои голосовые связки должны отдохнуть, голубчик!"
"Непременно!" — поклонился Николай Дмитриевич.