Несчастливые люди

Он передвигался по тенистым кулуарам театра, нащупывая выход, а в большей степени, давая себе время для размышлений:

"Никуда ты не убежала с того пляжа, актриса, ты всё видела, смотрела во все глаза… Но зачем? Зачем ты рассказала мне? Сплетничала?.. — Становилось смешно, потом, без перехода, грустно. — А ведь она права, Полубесок мог придушить Аркашку запросто… не в том смысле, что убил, а защищаясь… первым полез, понятное дело, Аркашка, выпил для храбрости и полез мстить за жонкину честь, дурачок… ага, допускаю, семь лет спустя решился на возмездие! Семь лет! — Мысли толкись в голове, напоминая голубей, которым кинули пригоршню проса. — А хотя бы и семь… почему нет?.. дело чести не имеет срока давности. Случилась драка, Полубесок удавил конкурента, а теперь строит из себя невинность…"

Вслух Кока передразнил художника:

— Куда он побежал? Не за молоком ли? не за квасом? не винишка ли побёг купить?!

Вдруг неожиданная на себя досада:

"Фу ты, господи! О билете не расспросил, разиня!.. — Афине следовало задать вопрос о лотерейке непременно. С другой стороны: — А что бы это поменяло? Ничего! Афина дышит и врёт… врёт и дышит… правды для этой женщины не существует вовсе, как нет для неё и лжи — существует лишь только её трактовка и неправильная. Восхитительная женщина! Мечта поэта!"

Мировоззрение Николая Дмитриевича лопнуло… в смысле, дало трещину… в смысле, в ранжировании женщин на "что-то есть" и "чего-то не хватает" появилась третья уникальная категория — Афина Завьялова.

Кока остановился и вытянул руку — он опять оказался возле дубового сучка. Значит, он ходил кругами. Завьялова водила его за нос.

"Мы трижды прошли мимо её гримёрки, однако внутрь она не пригласила".

В это мгновение Николай Дмитриевич остро пожалел, что втянулся. Опыт подсказывал, что поток лжи только начался: "А я под ним верчусь, напоминая школьника под дождём, — ухмыльнулся. — Когда влюблённый дуралей ждёт свою пассию. С другой стороны, иначе бы я не познакомился с Афиной".

Завьялова не вписывалась в схему. Была исключением. Ей очевидно нравилось быть женщиной, нравилось влиять на противоположный пол и соблазнять, но — и в этом таилась исключительная загадка! — она хотела быть мужчиной! Мужчиной, чтобы повелевать и владычествовать напрямую, без посредников.

"Внутри неё стоит добротный турбированный движок, — размышлял Николай Дмитриевич, — однако коробка передач и рулевое управление нехороши".

Ещё подумал, что кабы годков было меньше, так увлёкся бы Афиной с головою… со страстью, с цветами и гитарой под балконом… а теперь? теперь токмо заунывная мысль:

"Несётся она куда и как попало. Без царя в голове живёт. Кабы ей мужа авторитетного бог послал, вроде меня, чтобы тот взнуздал, растолковал что почём… ан время от времени и фингал поставил… так нет такого мОлодца… пропадёт баба попусту, а жаль".

В преисподней театра что-то треснуло, будто разорвали простыню, следом заиграл оркестр — его не было слышно в полной мере, однако звуки духовых доносились: геликон волновал атмосферу, звуки литавров делили пространство на доли.

"Фонограмму пишут, — сообразил Николай Дмитриевич. — Пошла запись".

— Здравствуйте! — проговорило откуда-то сбоку, притом таким неожиданным и ласковым тоном, что Кока отпрянул и поднял кулаки.

— И тебе… здравствуй, — ответил, — незнакомец. Если ты не призрак.

Из-за портьеры, из закоулков драпировки (так показалось), на самом деле из дверей с биркой "Администрация" появился человек. Человек в высшей степени непримечательный. Среднего роста, не широкий, не тощий… Николай Дмитриевич обежал его глазами и подумал, что мужчине лет чуть больше шестидесяти… однако ни щетины на лице нет… нет и седины в волосах, даже роскошного серебряного локона (о котором мечтают щёголи) — нет. Шатен, примятый возрастом и бытом.

"С такой физиономией замечательно грабить сберегательные кассы, — думал Николай Дмитриевич, — ни один свидетель не запомнит".

Меж тем, Человек Без Лица протянул Коке узкую ладошку и назвался:

— Григорий Алябьев. Имею честь рекомендоваться. Друзья зовут меня Груней.

— Николай… Николай Дмитриевич… если позволите.

— Позволяю! А вы, собственно, кто? По делу к нам, голубь? Или так…

— Естественно, по делу, — огрызнулся Николай Дмитриевич. — Кабы не было повода, зачем бы я припёрся? — Театр утомил его своей натуральной фальшью. — Из прокуратуры.

— Вот и прекрасно! — обрадовался Алябьев. — Быть может, вы ищите Аркадия Лакомова?

— Допустим.

— Прекрасно-прекрасно, голубь! — всплеснул бровями Алябьев. — Просто восхитительно! Значит, он ваш знакомец, передайте ему, пожалуйста, денежку! — Из-за спины он вытянул кулак с купюрами и монетами: — Семь рублей и сорок две копеечки, будьте любезны!

Отказываться от денег Кока не имел привычки. Он принял "пятёрку" и два замызганных рубля. Всыпал мелочь в карман.

— За что деньги? — осведомился сухо. Руку Алябьева придержал.

Тот попытался вырваться:

— Позвольте! — воскликнул. — Откуда такие манеры, голубь? Вы из провинции?! Аркадий играл в спектакле, ему полагается выплата! Он заработал!