Несчастный случай. Старые грехи

Кошель вошел в квартиру. Повсюду царил беспорядок, какой обычно бывает, если в доме есть маленький ребенок. На батареях отопления, на складной сушилке и на спинке детской кроватки висели ползунки, кофточки, чепчики. На гладильной доске — стопка детского белья. На полу валялись разбросанные кубики и мягкие игрушки.

Костя указал свободной рукой на кресло.

— Уберите памперсы на журнальный стол. Садитесь. Я в декретном отпуске. Вернее, в академическом. Мы с женой так решили. — Костя словно оправдывался за то, что нянчится с сынишкой.

— Она тоже студентка? — Кошель понятливо кивнул.

— Студент — я. Жена перевелась на заочный. У нас интернет-магазин. Она ведет дела, сама с экономического.

— А вы решили по стопам отца на юрфак?

Костя хмыкнул, при этом продолжал забавлять ребенка, чтобы тот не плакал.

— По стопам — красиво звучит. Но увы. Я не знал отца, он погиб до моего рождения. Так что — никаких традиций, никакой наследственности. Мама настояла, крестный помог. Но я все равно на экономический переведусь.

— Но фотографии отца у вас хранятся? — Кошель поторопился предупредить отказ: — Ваш крестный, подполковник Хорунжий, сказал.

— Да. — Костя замялся. — Но они специфические. Мама хотела их выбросить. А я себе забрал.

— Почему выбросить? Это же память! — Кошель искренне удивился.

— Для нее память — свадебные. А я считаю, память всякая нужна. Я хоть на фотографиях отца увидел. Вот и держу у себя те, что в уголовном деле были.

— Где он в бандитской компании? Под именем другого человека?

— Они самые. Только на тех фото — отец. Под каким именем его знали те бандиты, не имеет значения.

— Вот на них я и хочу посмотреть. И сфотографировать, если можно.

— К чему такой интерес через двадцать лет?

— На ней не только ваш отец похож на себя. Рядом с ним его убийца, которого можно узнать через двадцать лет. — Кошель понизил голос, словно опасался испугать ребенка. Костю это тронуло.

— Хорошо. Побудьте пока с малым.

Он посадил малыша в кроватку и вышел.

Тот сразу же перевернулся на живот, поднялся на руках и уставился на Кошеля большими карими глазами, раздумывая, заплакать ли ему прямо сейчас или все-таки подождать.

Кошель взял со стола погремушку и начал трясти ее над головой ребенка. Круглое личико малыша тотчас исказила гримаса, он скривился, приготовившись заплакать, но тут как раз вовремя подоспел Костя. Он подхватил сынишку на руки, и тот снова переключился на очки.

Под мышкой Костя держал стандартный альбом для фотографий.

— Берите, берите! Не стесняйтесь, — он взглядом указал на альбом и улыбнулся. — Руки заняты. Ищите где-то в конце.

Кошель аккуратно взял альбом, стараясь особо не приближаться к малышу, который его явно побаивался.

Деликатно сдвинув в сторону пачку детского питания, он положил альбом на стол и раскрыл на последнем развороте. Костя кивнул:

— Вот. Это — отец. Кто остальные не знаю и знать не хочу. Узнавайте сами.

Кошель вытащил фотографии из целлофановых конвертиков и стал их снимать на свой мобильный телефон.

На фото были одни и те же мужики: за столом, на берегу речки, у машины. Лиц почти не было видно — сделанные «мыльницей» снимки были плохого качества и успели пожелтеть от времени. Но тем не менее, Вальтера на них узнать можно было. А значит, при должном везении и других тоже.

23

Тамара вбежала в приемную, проигнорировав вежливое покашливание секретарши. Она сломала каблук по дороге и поэтому слегка прихрамывала. Наверное, поэтому, когда она ворвалась в кабинет, Виктор решил, что с ней что-то случилось.

Он вскочил с места, забыв, что еще час назад сам был готов устроить ей выговор. Но ее глаза, в которых полыхали гневные молнии, убедили его, что с ней все в порядке, по крайней мере, по части физического здоровья. Тогда он снова сел и решил помолчать, дав возможность Тамаре начать разговор, и она не заставила себя ждать, спросив еще с порога:

— Твоя мама в клинике?

Виктор сложил руки на груди и откинулся на спинку кресла. Его лицо превратилось в непроницаемую маску. Что ж, он всегда знал, что эта информация может однажды просочиться, поэтому отчасти уже был готов к этому разговору.

— Тома! С матери пылинки сдувают! В одной из лучших клиник! В этом ты меня упрекаешь?

— Нет, не в этом. — Тамара расставила руки, опираясь о его стол, лицо ее раскраснелось. — Ты сказал, что ее нет в живых!

Она смотрела взыскивающим взглядом прямо Виктору в глаза, и ему стоило определенных усилий не отвернуться.

— Да, я дал слабину! — Он таки отвел глаза. — На свадьбу съедутся твои одесские родственники! А у меня всей родни — неродная больная мама!

Жалобные нотки в его голосе прозвучали фальшиво.

— Конечно! Больная мать не ровня успешному господину Новаку! Человеку с обложки «Престижа».

Тамара схватила со стола свежий номер журнала с отфотошопленным портретом Новака на обложке. Он здесь ей не нравился, еще с того момента, как прислали верстку на утверждение.

Повертев журнал перед лицом Виктора, она швырнула его обратно на стол. Он прошуршал по разложенным бумагам и раскрылся прямо на развороте с интервью.