Несколько печальных дней (Повести и рассказы)

- К вам? - Она нахмурилась и удивленно посмотрела.

- Я вас хочу познакомить с Васильевым.

- Зачем же знакомиться?

- Ну как же, с Васильевым? Я хочу, чтобы он вас видел.

- Ах, какой вы чудак! Вы знаете: мне только в детстве люди казались такими.

- Какими?

- Ну, вот такими: серьезными, живущими всерьез... Что же, пойдем.

Видно, ей, самостоятельной, сильной женщине, нравилось слушаться этого человека.

Когда они пришли, Васильев сидел за столом и писал.

- Здравствуйте! - сказала Екатерина Георгиевна. - Мы вам мешаем?

- Что вы, что вы! Я давно уже прошу Ефремова познакомить меня!

Он пододвинул стул, чтобы ей было удобней снять боты, повесил пальто на вешалку, быстро задал ей несколько веселых вопросов.

"Да, вот он у меня какой!" - подумал Ефремов. Он гордился Васильевым, и ему хотелось, чтобы Екатерина Георгиевна восхищалась его товарищем, но еще больше он гордился ею, и, когда она начала рассматривать портреты, он посмотрел на Васильева: "Ну как? Что?"

Васильев возбужденно глянул на него, развел руками: "Тут уж ничего не скажешь", - и пригладил волосы.

- Вы знаете, товарищи, есть ужасно хочется; я ведь с утра не ела, сказала Екатерина Георгиевна.

- А водку вы пьете? - спросил Васильев.

- Сейчас с удовольствием выпью рюмку; я совсем продрогла.

- Ого! Я думал, вы откажетесь.

- Почему это?

- Ну как же! Женщины, приходя в мужской дом, всегда говорят, что не пьют. Должно быть, боятся голову потерять.

- Нет, зачем? Я не потеряю головы.

- Что же, Ефремов, кто пойдет?

- Я! - сказал Ефремов, надевая пальто.

На мгновение Васильеву стало неловко оттого, что он остался с этой красивой, сразу понравившейся ему женщиной. Он подошел к столу и заглянул в открытую книгу.

- Вы где работаете? - вдруг спросил он.

- В Наркомтяжпроме.

- В каком качестве?

- Я старший экономист. Сказать, в каком отделе и сколько получаю?

- Нет, это уже детали. Вы замужем?

- Вы, очевидно, большой оригинал. Не все ли вам равно, замужем ли?

- Да, знаете, я не терплю разговоров о погоде. Мне интересно знать про вас, почему же не спросить?

Он пожал плечами и стал перелистывать книгу, чувствуя, как быстро бьется его сердце; ему хотелось, чтобы она сразу же поняла, какой он хороший, умный, тонкий.

- Вы меня простите, - сказал он, - у меня, должно быть, неврастения, я ведь сейчас делаю диссертацию и одновременно руковожу большой работой в Институте: у меня ведь восемь младших научных сотрудников. Работы тьма!

"Ох, зачем я это все? - подумал он. - Решит, что хвастаюсь".

Он спросил:

- Вообще говоря, я круглый дурак, правда? Вы так думаете?

Она рассмеялась. А он уже не мог остановиться и говорил чепуху, говорил быстро, возбужденно, не понимая, почему это с ним происходит, и чувствуя, что не имеет силы остановиться.

Ему хотелось казаться лучше обычного, а он никогда в жизни не был таким пошляком и глупцом, как сейчас.

"Вот тебе облагораживающее влияние женщины!" - думал он, со страхом слушая то, что сам говорил. Он рассказал об очень лестном для себя разговоре с академиком Бахом; сказал, что Ефремов - ограниченный человек, жестикулировал и неестественно хохотал, а она внимательно слушала, изредка поглядывая на него.

Когда Ефремов, держа в руках свертки, вошел в комнату, Екатерина Георгиевна сразу оживилась, стала помогать разворачивать покупки.

- Батюшки! - сказала она. - Вы, видно, роту солдат собрались кормить!

Не спрашивая, она нашла тарелки, вилки, ножи, рюмки, бывшие в самых необычных местах. Васильев видел, как она поглядывала на Ефремова и как приятно было им вместе накрывать на стол.

"Какой огурчик!" - думал он, глядя на товарища, и сердился, точно тот нарочно учинил против него несправедливость. Весь вечер он сидел мрачный, зевая и все больше сердясь, так как ни Ефремов, ни Екатерина Георгиевна не замечали его дурного настроения.

После ужина Ефремов позвонил директору завода и попросил прислать машину, но оказалось, что машина была в ремонте.

- Зачем это все? Пойдемте пешком, - предложила Екатерина Георгиевна.

- Васильев, давай походим, - проговорил Ефремов.

И Васильеву показалось, что в голосе товарища была

тревога.

"Вот пойду, назло", - подумал он, но сказал:

- Мне работать нужно, иди один.

Когда Екатерина Георгиевна вышла в коридор, а Ефремов задержался, надевая пальто, Васильев сердитым шепотом сказал ему:

- Избранник! Петенька Ефремов - лучезарный избранник! - и захохотал.

- Ты что это, обалдел? - спросил Ефремов и показал ему кулак.

Они вышли на улицу.

- Пойдемте переулками, - сказала Екатерина Георгиевна.

- Да, да, обязательно переулками, - поспешно согласился он.

Несколько минут они шли молча. Внезапно она остановилась и взяла Ефремова за руку.

- Мне и хорошо, и грустно сегодня. Я не верю, чтобы могло быть так хорошо, долго не может быть так.

- Может, может, может! - страстно говорил он и, сам не понимая, что делает, с чувством тревоги, стыда, радости обнял ее и начал целовать ее холодные щеки, виски, глаза, неловко повернулся и ударил ее в подбородок, но даже не заметил этого. А она обняла его за шею и поцеловала в губы.

Несколько мгновений они стояли молча, задохнувшись, смущенные.