Нескучная классика. Еще не всё

Сейчас расскажу про свой музыкальный дебют, он тоже связан с Володей Крайневым. Кстати, дебют может быть одновременно и последним выступлением? Это было в Большом зале консерватории. Праздновали Володин день рождения, допустим, шестьдесят лет. Я зашел в дирижерскую комнату, где музыкальный критик, Володин друг Женя Баранкин, замечательный человек, остроумнейший, брал интервью. В комнате было мало места, поэтому я сел за рояль, который стоял в углу. И говорю: “Я, знаете, музыкой занялся, и у меня есть учитель – Владимир Всеволодович Крайнев. Он считает, что концертирующим пианистом я, конечно, не стану, но все-таки способности есть”. Женя спрашивает: “Можете что-нибудь сыграть?” Я сыграл “Собачий вальс” и спрашиваю: “Ну, что скажете?” Женя отвечает: “Единственное, что могу сказать, – эта музыка в этом замечательном зале прозвучала впервые”.

С. С. А фотографировал ли ты Крайнева? Что-нибудь расскажешь об этом?

Ю. Р. С Володей странная штука. Его непросто было сфотографировать. В нем почти всегда чувствовалось какое-то внутреннее недоверие к себе. Пианистов вообще тяжело фотографировать, их рояль заслоняет. Но тем не менее несколько раз я его снял, и, как мне кажется, довольно удачно. А фотография Крайнева, которую я в первый раз напечатал в газете, была сделана в Кольмаре во время фестиваля, куда его и меня пригласил Спиваков. Какой же это был праздник! И Володя Крайнев после концерта, отрешенный такой, стоит около эстрады. Музыканты собирают свои вещи, а он все еще продолжает пребывать в музыке. Вот эта фотография мне нравится. А вечером в тот же день мы отмечали его успех. Ты же знаешь, какой маленький город Кольмар.

С. С. Да, я-то знаю как никто.

Ю. Р. И если там, немножко выпив, громко спеть пять – семь – десять песен на улице, то на утро тебе из всех гостиниц скажут, что ты пел хорошо. Вот мы с Володей Крайневым и отметили громко его успех.

Есть еще одна фотография, снятая как раз в Большом зале консерватории, во время концерта, по-моему, в антракте. Я ее тоже очень люблю, потому что Володя при том, что он был такой отважный маленький танк, забияка такой, он – глубокий, тонкий, и в нем была внутренняя собранность и одновременно незащищенность.

С. С. Ты опасался, что я не захочу говорить о Спивакове в этой программе. Я и правда стараюсь не пользоваться семейным положением и редко говорю о своем супруге, но сегодня о нем не сказать невозможно.

Ю. Р. Ты можешь не говорить, а я, поскольку у меня с ним нет родственных связей, как могу, скажу. Я к Володе Спивакову отношусь очень нежно и как к своему другу, и как к великому музыканту. Затерто слово “великий” или не затерто, но по отношению к Володе я произношу его спокойно. Он действительно великий музыкант и блистательный скрипач. Он создал два оркестра высочайшего уровня, а можно считать – три, потому что “Виртуозы Москвы” – по сути, два оркестра, сначала старый состав, а сейчас новый, с молодыми ребятами.

Кроме того, Спиваков – радостный музыкант! На мой взгляд, большое заблуждение представлять классическую музыку чем-то высоколобым, унылым, и делать лицо, как будто ты на похоронах. Классическая музыка – счастье! И Володя это счастье подчеркивает. Играет он серьезную музыку или свои фантастические “бисы” – не имеет значения. Человек выходит с концерта Спивакова с ощущением того, что он вышел в радостный мир, несмотря на то что на улице наша погода, и наша природа, и наше окружение. Ты обо всем забываешь, тебе там хорошо, тебе у него хорошо. Он артистичен, он всегда знает, что на него смотрят. Из-за этого, кстати, Володю в свое время было очень тяжело снимать, потому что стоило на него навести аппарат, как он моментально принимал позу. Причем делал это интуитивно, ничего не поделаешь.