Когда тетя Манана готовила, ей всегда хорошо думалось. Да, Ника умница. Она говорила, как называется тот человек, который продавать умеет. Да, маркетолог. Ника могла продать что угодно. Вот сейчас приоткрыла дверь и позволила клиентам фотографировать и снимать на видео, как тетя Манана готовит свое знаменитое лобио. И все думали, что это шоу – только для них и только сегодня. Тетя Манана невольно улыбнулась – Ника заставила ее несколько раз репетировать этот спектакль, – как и когда лучше открыть дверь, на какое именно расстояние, как сделать, чтобы тетя Манана выглядела в кадре звездой кулинарного шоу.
– Вы не против? – спросила Ника.
– Если ты считаешь, что так правильно, то не против, – согласилась тетя Манана. Именно Ника сделала ставку на кухню Мананы, на ее личность, а не на заведение. Все хотели увидеть знаменитую тетю Манану, попробовать ее коронные блюда. Поэтому и выстраивались в очередь.
Тетя Манана добавляла специи, а думала о Лазо – своем младшем сыне, который опять что-то уронил в зале. Ника быстро бросилась решать проблему. Ему там совсем не место. А где место? Он так и не определился. Тетя Манана ничего не могла поделать. Со всеми умела управляться, кроме Лазо. Нет, она его не жалела, просто хотела, чтобы он был счастлив. Да, она желала счастья и Нике, и Резо с Лолой. Но Лазо был больше похож на нее, чем на мужа. Резо был копия отец. Гиви ни о чем не мечтал, не хотел чего-то большего, довольствовался тем, что имел, – овощной лавкой. А Манана всегда хотела чего-то большего. Кафе, например, магазин дизайнерской одежды, цветочную лавку – не важно. Но Гиви ее не слышал. Не принимал. Опускал на землю. Твердил, что овощи приносят доход, а ее мечты – сплошное разорение. Не сбудется, не получится.
– Можно хотя бы попробовать, – упрашивала мужа Манана.
– Нет. На твои фантазии нет денег, – отрезал тот. – Занимайся семьей. Ты не знаешь, как устроен бизнес.
– Не знаю, но могу узнать, разобраться, – твердила Манана.
– Что ты о себе возомнила? Кто с тобой будет разговаривать? – кричал Гиви. – Это мое помещение. Я им владею. Скажи спасибо, что я могу содержать семью.
Манана не спорила с мужем. Знала, что бесполезно. Он всегда указывал ей на место, будто она собачонка – сиди в будке и не вылезай, пока не позовут. Гиви всегда был властным, жестким. Но он был ее мужем, ее судьбой. Так она считала до того времени, пока чудом не забеременела в сорок пять лет. И тогда она решила, что Гиви – не ее судьба, не ее приговор, и не ему решать, что ей делать с ребенком. Он его не хотел, а она хотела. И пошла наперекор мужу. Впервые в жизни. Наверное, этого он и не вынес – что его контроль, ее зависимость вдруг исчезли. Многие не принимают перемены в жизни. Гиви не смог. Поэтому предпочел умереть, не вытерпев под боком жену, считавшуюся уже старой для родов и младенца. Пересуды за спиной – почему сейчас, а не раньше? Он ли отец ребенка? Да и как можно заводить детей в таком возрасте? Это даже неприлично. Ладно бы от молодой. Но неужели у них до сих пор есть отношения?
Манана не могла простить мужу, что он не встретил ее из роддома – наслушался сплетен, не поверил в отцовство. Старший, Резо, был копия отец – уже родился с черными волосами, носом, подбородком отцовским. Маленький Лазо был похож на мать – нежный светлый пушок на голове, красивое кукольное лицо. Пупсик, честное слово. Никакого носа и подбородка. Не ребенок, а картинка, ангел. Манана тоже была такой в младенчестве – глазки, губки, кудряшки. Такой ребенок Гиви был не нужен. Он посмотрел на него и не взял на руки. Манана всю свою любовь отдала Лазо. Для мужа у нее осталась только горькая обида, больше никаких чувств. Она не пыталась убедить Гиви, что Лазо – это чудо, его сын, еще один. Если он этого сам не понял, то бесполезно разговаривать. Да и на разговоры и объяснения времени не хватало – Лазо ел не по часам, а когда захочет. Манана кормила его по требованию, что тоже было нарушением всех правил и норм для кормящих мамочек. Она спала, когда спал Лазо, и не готовила ужин для мужа. Она гуляла с коляской, забывая погладить рубашку для Гиви, и ее это вообще не беспокоило. Она жила для сына, а не для мужа.
Резо, как ни удивительно, был очень рад рождению младшего брата. Играл с ним, возился, как дети возятся с щенком или котенком. Резо, в отличие от отца, был мягким, нежным, податливым. В нем была бесконечная доброта. Если он и считал, что мама сошла с ума, то никак это не выказывал. Наоборот, поддерживал, как мог. И когда умер Гиви, постарался заменить брату отца. Не только играл и делал уроки, но и мог одернуть, если Лазо, заигравшись, начинал вести себя чересчур шумно. Но даже он говорил маме, что Лазо другой – то плачет, то вдруг смеется. Переменчивый. Резо иногда не справлялся с братом, который то сбегал из школы, то вылезал в окно дома.
– Мама, поговори с ним, – просил Резо, – он меня не слушает.