Когда мы вышли на улицу, увидели, как стадо медленно растворяется в золотистой дымке. За ним галопом, задрав хвост и поднимая пыль, неслась любопытная коровенка. Грузовик с серебристой цистерной мчал в противоположную сторону, торопясь к сыродельному заводу. И вся эта идиллия, включая удаляющийся грузовик с цистерной, казалось, уже многократно была запечатлена на полотнах старых мастеров.
…Анастасия Ивановна с нами не ездила, но после с интересом слушала подробности посещения доильного театра. А вечером, как обычно, записывала свои впечатления в блокнот, проложив между чистыми листами копирку.
Не помню точно, в какой из дней мы оказались в гостях у Хони Люберс или просто – Хони, как ласково называли ее Татьяны, а мы с Анастасией Ивановной – вслед за ними.
Хони переводила Маринины письма для голландского издания, того, которое нам бросилось в глаза на книжной ярмарке.
Ее дом в пригороде Амстердама с кошками и кроликами, похожими на овечек – с опущенными книзу ушами, – Анастасия Ивановна описала в своем очерке «Моя Голландия».
По сути это часть большого трехэтажного сооружения, состоящая из нескольких секций. Та, что принадлежит Хони, состоит из гостиной и кухни на первом этаже, двух спален на втором и кабинета со скошенной крышей на третьем.
В небольшом зеленом дворике, примыкающем к дому, я сделал несколько фотографий. На одной из них Анастасия Ивановна вместе с Хони сидят под деревом в садике рядом с домом. На дереве на разных уровнях расположилось несколько кошек, которые до фотографирования носились по веткам как угорелые, а тут вдруг, словно почувствовав значимость момента, замерли, позируя. Их чрезмерную активность А.И. объяснила консервированным кошачьим кормом, тогда еще мало известным в России. На другом снимке, сделанном ближе к вечеру, Анастасия Ивановна сидит в своей обычной шапочке крупной вязки и сосредоточенно пишет то ли письмо, то ли свои дневные впечатления в большом блокноте.
В очерке «Моя Голландия» неожиданно наткнулся на упоминание А.И. об успешном излечении сына Хони, девятилетнего мальчика. По правде сказать, никаких особых усилий не понадобилось. Мальчик кашлял, и довольно долго. Местный врач, видимо, заподозрив бронхит, а может быть, и пневмонию, назначил антибиотики, которые, судя по всему, особого эффекта не давали – сухой кашель продолжался и усиливался. Я осмотрел его, пневмонии не услышал. Как мне показалось, причиной кашля могла стать шерсть кроликов или безумных кошек, с которыми он спал в одной комнате, а порой даже брал к себе в постель. К счастью, в моей походной аптечке нашлись нужные таблетки. К утру многодневный кашель у мальчика прекратился. Вот, собственно, вся история исцеления. Но Хони была очень тронута. За завтраком это горячо обсуждалось.
Выехали довольно рано. Маленький «Фиат», с трудом вместивший нас, вела приятельница Хони, женщина с выдающимися формами, тесно обтянутыми спортивным костюмом, – приехала на несколько дней из Италии.
Слева и справа вдоль шоссе тянулись канавы, заполненные водой, отгораживая островки земли с уже знакомыми пятнистыми коровами, меланхолически жующими траву. Бесконечно плоская, местами вогнутая земля Голландии с редкими деревьями своим однообразием убаюкивала, навевала какое-то необычное ощущение монотонности.
Но вот откуда-то стали выезжать на обочину феерические ветряные мельницы. А впереди все как будто сдвинулось, вогнутость пропала, земля вернулась к изначальному плоскому состоянию. Убаюканные движением, мы не заметили, как оказались в самом центре города. Машина вдруг резко затормозила – встала у самого постамента, на вершине которого человек с упрямо-сосредоточенным лицом и топором в руке склонился над носом лодки.
– А там правее – домик, где он жил, – подсказала с заднего сидения Татьяна Дас.
Скромный домик Петра Первого оказался торжественным красного кирпича сооружением с фронтоном, с зеркальными окнами по фасаду и медальонами, где было написано, что здесь останавливался русский царь-реформатор.
Вскоре, однако, все прояснилось. Сооружение служит лишь внешней оболочкой, своеобразным футляром для сохранности действительно небольшого мемориального деревянного дома.
В текстах, собранных А.С. Пушкиным в разных архивах для написания «Истории Петра Первого»[8]
, можно найти удивительные вещи о поездке молодого царя по европейским странам, в том числе и по Голландии, куда он особенно стремился.Петр, даже учивший для этого голландский, отправился в Европу под вымышленной фамилией Михайлов в составе так называемого Великого посольства, – говоря современным языком, официальной делегации, им же посланной к европейским дворам с дипломатическими целями. Русский царь впервые покидал пределы своего государства и к тому же так надолго – на полтора года!
Великое посольство отправилось за рубеж в марте 1697 года, а возвратилось в сентябре 1698-го. Ни до, ни после в российской истории подобных примеров столь длительного отсутствия государя на троне не было.