Неслучайные встречи. Анастасия Цветаева, Набоковы, французские вечера

Где-то ближе к ночи все, кто, не смыкая глаз, смотрел телевизор, а таких было большинство – город не спал, свет был во всех окнах, – вдруг увидели на своих экранах, как появился, буквально выпорхнул откуда-то из темноты легкий танк с невиданным до этого трехполосным флагом – российским триколором – и на всех парах понесся вдоль человеческой стены, стоящей у баррикад. За ним еще несколько с такими же новыми, теперь уже российскими, флагами вместо прежнего с отжившими серпом и молотом. Вот это был переломный момент этой ночи. Глядя на танк с правильным флагом, многие, как говорят, вытирали слезы.

Конечно, Анастасия Ивановна всего этого видеть не могла, поскольку была в это время в Эстонии, в Кясму. А если бы и находилась дома, тоже ничего не увидела бы – телевизора у нее нет. Догадываюсь, что многое из того, о чем я ей рассказывал во время наших бесед в Голландии, ей было известно и от Андрея Борисовича, и от навещавших ее друзей.

Последствия этих событий сказывались все последующие месяцы. Прошел почти год, все как будто понемногу улеглось, но ощущение тревоги полностью не исчезло. Предприятия закрывались. Многие оказались без работы и, соответственно, без средств к существованию. Все обесценилось вмиг. Опасаясь рецидива путча, те, у кого была возможность и горячее желание, стали собирать вещички и двигаться на ПМЖ куда глаза глядят. Почему-то нашлось немало тех, кто решил ехать в Канаду и даже в Австралию или в Новую Зеландию. Дорога в Израиль и оттуда – транзитом – в Штаты до этого уже была проторена.

Накануне отъезда в Голландию в поисках сувениров я оказался на Старом Арбате. Здесь, как и на соседних улицах, полно народу. Толпа колышется, медленно перемещается вдоль рядов сувенирных лавок. В такую жару, оказывается, людям нужны простые вещи: гжель, военные ушанки со звездой, матрешки, палехские шкатулки с жар-птицами.

В Гусь-Хрустальном зарплату выдают натурой – вазочками для варенья, хрустальными салатницами. Пожалуйста, вот они – здесь. Бывшие секретные заводы выпускают теперь кастрюли. И они тоже идут в счет зарплаты.

Откуда-то появился живой Ленин. Увидев его, толпа поднавалила.

– Тише! Повалишь! Куда прешь! – сердится хозяин больших матрешек, расставленных прямо на асфальте.

А вождь прогуливается как ни в чем не бывало. Июнь, жара, вокруг публика в шортах, майках, ситцах, а он в полном облачении. Но как-то уж странно бестелесен. Словно и в самом деле воспрял в своем склепе и явился народу – прямиком из Мавзолея.

Почему-то ходит с перламутровым театральным биноклем, часто вскидывает его, пристально вглядывается куда-то в толпу, как будто кого-то высматривает или не совсем понимает, куда попал.

– Что, мамаша, а гедисочка твоя почем будет? – балагурит с курбастой[6] теткой, прыскающей водой из бутылки на пучки редиски с белыми носиками, сложенные пирамидкой на постеленной на асфальте клеенке.

– Тебе задаром…(крестится).

– Згя, згя, это твой овеществленный тгут, ферштейн?

Ласково щурится, натурально картавит.

Между тем в тылах ресторана «Прага» на помятой крыше «Жигуленка» в динамике взорвалась лезгинка. Резко и отрывисто, под частую дробь барабана и всплески бубна воинственно вскидывают руки молодые кавказцы. Сверкают глаза, ноги движутся в стремительно нарастающем темпе… Толпа откатила назад, образовав для них пространство. Кто-то пронзительно свистит в такт пляске, заложив пальцы в рот.

Все опять перемешалось – толпа, пляски, музыка…

* * *

…На улицах в Амстердаме вдоль каналов местами тоже заторы. Здесь народу не меньше, чем в Москве на Арбате. В какой-то момент нас с тротуара оттесняют на цветную асфальтовую дорожку. Здесь свободно, но прямо на нас по этой специально размеченной полосе асфальта, как солнечные мельницы, сверкая спицами, катят, не сбавляя скорости, велосипеды. Не хватало нам угодить здесь под колеса… Брр-р…

И вот уже мы вновь продолжаем наш неспешный ход вдоль канала в прежнем неторопливом темпе. В человеческом потоке – многообразие лиц с разными оттенками кожи. Попадаются даже с каким-то необычным, зеленоватым отливом. Оказывается, это жители Суринама, бывшей колонии Нидерландов. Теперь, объясняет Татьяна Дас, пришло время отдавать им долги. Какие долги? Ну, как же, эксплуатировали их! Добавляет она это с такой горячей убежденностью, что невольно восхищаешься в который уже раз голландской толерантностью. А неприятный сигарный дым, который распространяется вслед за ними, ну да, так и есть – это запах травы. Да, покуривают. Столетиями их эксплуатировали, теперь могут расслабиться в метрополии.

Вода плещется почти у самых камней мостовой, старая баржа, превращенная в жилище, с клумбой ярких цветов, высаженных на корме, покачивается на волнах от проходящих моторных лодок. Обитатели этих барж сидят за столиками в шезлонгах посреди реки Амстел, и, похоже, их занимают совсем иные проблемы, чем нас, приехавших из России.