Неслучайные встречи. Анастасия Цветаева, Набоковы, французские вечера

Нина Ильинична уперлась руками в колени, поставив локти врозь. В ее голосе появилось баритональное рокотание, похожее на звук съезжающего с крыши подтаявшего льда. Откашлялась.

– Доктор, я здесь подохну, – строго и внятно сказала она. – Выпишите меня.

Главный врач добродушно рассмеялся.

– Не подохнете.

Глядя с интересом на Нину Ильиничну, негромко спросил у стоявшей рядом заведующей отделением:

– Как ее имя-отчество?

Ему подсказали.

– Нина Ильинична, не дадим подохнуть, – сказал он уверенно, как бы подстраиваясь ей в тон. И, состроив напряженно-озабоченное лицо, добавил: – Что-то не устраивает? Плохо кормим, плохо лечим?

Глаза Нины Ильиничны, обычно чуть на выкате, сузились и не мигая впились в него. Глазам помогали брови. Они как будто слегка пережевывали его упитанное выбритое лицо, армейский галстук тускло-серого цвета на резинке, слегка съехавший набок. Вероятно, сказывалась профессиональная привычка скульптора – изучать натуру для будущего портрета.

– Так что же не устраивает? – вновь спросил главный уже с некоторым раздражением.

– …не могу находиться в общей палате… не хватает воздуха…

– Воздуха не хватает, так? – согласился он с ней и поднял глаза на открытую верхнюю часть рамы, откуда в палату залетали редкие сухие снежинки и тянуло холодом.

Подумав, сказал:

– Придется выписывать…

– Но постойте, как выписывать?! – тут уже чуть не в голос закудахтала заведующая отделением, и география красных пятен на ее лице и шее мгновенно расширилась. – Это ж инфаркт. Не дай бог – что, с нас потом не слезут. Кто отвечать будет?

– Так вы и будете, – спокойно, непонятно чему радуясь, подтвердил главный и, видимо, для убедительности показал на нее пальцем. – Вы – суицид хотите? – в его глазах заиграл нехороший огонек.

– Ну, так не честно, Валентин Викторович, – растерянно сказала толстуха.

Уже возле двери он остановился, словно до него вдруг дошло что-то важное, и внезапно повысил голос:

– Во как интересно получается, Анна Семеновна! Вы меня будете честности учить, да? Давайте, готовьте выписку. Немедленно. И вызывайте перевозку.

Обратившись ко мне, с неожиданной армейской четкостью распорядился:

– Будете обеспечивать транспортировку до машины. Задача понятна?

Мизансцена требовала вытянуться по стойке смирно и прищелкнуть каблуками. Но на мне были легкие летние туфли, какие ношу на дежурстве в реанимации.

– Чего улыбаетесь? – поинтересовался главный.

– …Все четко, по-военному, – сказал я.

– А как иначе? – он по-отечески улыбнулся.

– Иначе – никак.

– То-то же… Ну, давайте, давайте! – кивнул он почти дружески. – Суициды нам не нужны.

Спустя час с центральной подстанции приехали два фельдшера. Нину Ильиничну, как египетскую мумию, завернули в одеяла и обхватили широкими ремнями.

Еще через час перевозка появилась вновь. Привезли собранные кучей одеяла, в которые Нина Ильинична была укутана на время поездки. Ругаясь и задыхаясь от смеха, рассказали, как транспортировали ее на пятый этаж. Привязанную ремнями к носилкам, ее поставили в лифт вертикально, и поскольку больше никто в лифте не мог поместиться, дверцы закрыли и отправились пешком на пятый этаж вызывать лифт с носилками.

Однако всего они не предусмотрели. Кто-то вызвал лифт раньше их…

6

Нина Ильинична жила неподалеку от магазина «Чай-Кофе» или, как его называли старые москвичи, – «Чаеуправление». Когда-то в Москве в ожидании китайского посла, который должен был прибыть на коронацию Николая II, купец Перлов решил перестроить этот дом в восточном стиле, с тем чтобы привлечь внимание высокопоставленного гостя. Таким образом, он надеялся заключить выгодные контракты на поставку чая.

Китайский посол по какой-то причине не смог приехать и, вероятно, много потерял, не увидев здание, соединившее китайский стиль с начинавшим входить в моду стилем модерн. Полутораметровые искусно расписанные фарфоровые вазы, портик, украшенный полудрагоценными камнями, китайские козырьки-пагоды – все здесь радовало глаз. Но… посол не приехал. А творение Карла Гиппиуса, архитектора, пережив две революции, мировые войны, царя, нескольких генсеков, так и остался неотъемлемой приметой Москвы как напоминание о временах, когда само убранство магазина, его праздничный вид, как и наличие продуктов на полках, были само собой разумеющимся.

Свежеобжаренным кофе здесь пахло всегда. Даже когда кофе напрочь исчез из поля зрения. В начале XIX века кофе не был привилегией только образованного сословия. Виссарион Белинский так описывал современные ему нравы и склонности:

Простой народ кроме чая любит еще и кофе и сигары, которыми даже лакомятся подгородные мужики; а прекрасный пол петербургского простонародья, в лице кухарок и разного рода служанок, чай и водку отнюдь не считает необходимостью, а без кофею решительно не может жить.