Неслучайные встречи. Анастасия Цветаева, Набоковы, французские вечера

Пастернак Борис Леонидович, примерно 60 лет, места рождения не знаю, поэт, писатель. С Пастернаком я знакома с 1924 года и встречалась периодически до 1937 года. Ничего компрометирующего о нем не знаю.

На вопрос: «Кто такая Эфрон?» ответила:

Эфрон Ариадна Сергеевна, примерно 35 лет, урожденная в Москве, в настоящее время проживает в Рязани, где в техникуме преподает графику. Эфрон – моя племянница, дочь моей сестры Цветаевой Марины Ивановны.

Из протокола допроса от 14 апреля 1949 года:

Следователь: Следствие располагает данными, что в период отбытия срока наказания вы среди заключенных вели антисоветскую агитацию.

Цветаева: Я это отрицаю.

Следователь: В октябре 1939 года вы клеветали на Вождя народов, на жизнь в СССР и на международную политику Советского правительства. Вы признаете это?

Цветаева: Никогда на Вождя народов, на жизнь в СССР и на международную политику не клеветала и эти данные следствия категорически отрицаю.

Постановлением ОСО при МГБ СССР от 1 июня 1949 года Анастасия Ивановна была приговорена к высылке на поселение (сроком на пять лет) и отправлена в Сибирь.

* * *

Многие, близко знавшие Анастасию Ивановну, считают, что подломила ее смерть сына.

До этого она чувствовала себя вполне сносно, недавнюю поездку в Голландию перенесла даже лучше, чем можно было предположить. Андрей Борисович (Андрей, Андреюшка, как она его называла, но никогда не «Андрюша») в последние (как потом выяснилось) месяцы своей жизни навещал ее нередко в возбужденно-приподнятом настроении, и это ее очень тревожило. На исходе января 1993 года – стояли сильные морозы – он привез ей на Садовую-Спасскую книги, кое-что из продуктов. Отогрелся, после чего отправился на другой конец Москвы, домой. Там, в подъезде, с ним случился инсульт, а через сутки он умер. К этому времени ему исполнилось восемьдесят лет.

Всю жизнь они были очень близки. Называл он ее на «вы» и по имени. Отзываясь на телефонный звонок, отвечал:

– Асенька, вас… – И мне в телефон: – Сейчас мама возьмет трубку.

Он рос одаренным мальчиком с явными художественными наклонностями. Вот только судьба ему выпала трагическая, так что его способностям не суждено было развиться в полной мере. В 1937 году он приехал в Тарусу, где у своей близкой приятельницы Зои Михайловны Цветковой гостила Анастасия Ивановна. Приехал познакомить мать со своей невестой. После замечательной прогулки по берегам Оки и окрестным рощам они вернулись в дом и, к своему изумлению и ужасу, увидели, что там орудуют какие-то люди, вытряхивают из шкафа вещи, роются в книгах. Что-то ищут. Анастасия Ивановна сидела посреди комнаты, как рассказывал Андрей Борисович, в каком-то необычном напряжении, в глазах была страшная тревога.

По привычке он обратился к ней по имени, спросил, что здесь происходит, хотя уже никаких сомнений у него не было в том, что это обыск НКВД. Анастасия Ивановна попыталась что-то ему ответить, но тут же была ошарашена грубым окриком. После чего последовал вопрос: «Кто эти люди?» Анастасия Ивановна, опешив, сказала: «Это мой сын». «Так, его тоже забираем». Андрей Борисович на это сказал, что у них нет никаких оснований, для этого нужен ордер. «Ну, это мы сейчас поправим», заметил следователь. Через полчаса привезли ордер на его арест.

В тот же день на глазах невесты их увезли из Тарусы на Лубянку, в тюрьму.

Его судила «тройка», приговор – десять лет за контрреволюционную пропаганду. Пять тысяч таких же, как он, пригнали, как скот, в Карелию на лесоповал. Оттуда через шесть месяцев отправили пешком в Архангельскую область. За это время от голода и болезней погибли свыше трех тысяч человек.

Тем же, кто остался, шансов выжить не было никаких – кормить людей было нечем. Ежедневно волоком из зоны в лес вытаскивали по 20–30 трупов, закапывать их не хватало сил.

Как-то умирающий старик подал ему идею: обратиться к лагерному начальству с предложением открыть в зоне производство деревянных ложек для армии – «попробуй, может быть, сам спасешься и людей спасешь, березы здесь много». Невероятно, но предложение понравилось, начальство доложило наверх, а генералы, ведавшие обеспечением войск, ответили: «Немедленно начать производство ложек. Взамен будем поставлять продукты питания».