Несносный ребенок. Автобиография

Между тем копия фильма все еще не была готова, и я беспокоился, так как синоптики обещали снежную бурю, из-за которой могла быть перекрыта дорога, что вела к горнолыжной станции. Четверг я провел, изучая город, заваленный тоннами снега. Мои кроссовки растрескались от мороза, а дистрибьюторы залегли в своих люксах, и у меня по-прежнему не было никаких перспектив дать интервью. Я уже начал отчаиваться. Мне стало казаться, что я одолел все горные вершины, но общество отгородилось от меня другой, невидимой и предательской стеной, которой мне никогда не одолеть. Я уже попытался войти в дверь, влезть в окно и проникнуть через дымоход. Но у меня ничего не вышло. Мне оставалось только протиснуться, пробив эту стену.

Я силой прорвался на «Радио 7», чтобы защитить свою работу. Я пообещал журналистке прийти на ее утреннюю передачу с круассанами, если она меня пригласит. В конце концов девушка улыбнулась. Надо сказать, что тому была причина. Я был похож на дровосека с головой канарейки, который в кроссовках прогуливался по снегу, волоча за собой железную тележку с логотипом «Кока-колы». Девушка несколько изменила сетку программы, чтобы уделить нам немного времени в своем утреннем ток-шоу. Это было мое первое интервью.

Наконец копия была готова, и мой ассистент отправился в Авориаз. Но небо уже потемнело, и снег засыпал горы напротив моего окна.

В пятницу утром ассистент позвонил мне из долины. У него не было никакой возможности подняться до горнолыжной станции. Снега уже выпало слишком много, и жандармы перекрыли дорогу. Показ фильма должен был состояться в субботу утром, нам оставалось всего несколько часов, чтобы заполучить копию.

Я позвонил Франсуа. Мама всегда говорила мне, что этот медведь любит меня, просто не знает, как об этом сказать. Я готов был предоставить ему возможность доказать это на деле.

У него было два часа, чтобы доехать до моего ассистента, забрать у него копию и доставить на станцию. Правда, на самом деле Франсуа не собирался приподнимать свою задницу, но мама выдернула его из кресла и заставила сесть за руль. Это был момент, когда невозможно притворяться и изображать аутистов. Сын нуждается в ее помощи, а она нуждается в помощи своего мужа. И он обязан это сделать для нее, которая стольким ради него пожертвовала.

Франсуа правильно понял ее месседж, и они выехали из Ла Гард-Френе в Вар, чтобы добраться до Морзина, где их ждал мой ассистент. Франсуа забрал бобины и направился в Авориаз, но жандармы уже перекрыли дорогу. Я стоял у входа на станцию в ожидании «Мерседеса», который все не приезжал. Мама начала паниковать. Если бы показ не состоялся, ей пришлось бы всю оставшуюся жизнь таскать на себе эту гору вины передо мной. У Франсуа было самое лучшее в мире оправдание, чтобы развернуться и отправиться домой. Он сделал попытку доехать, но жандармы помешали. Так что он был чист, как падающий снег.

Но мама оказалась права. Под этим панцирем, под тонной отработанного масла скрывался маленький мальчик, который тоже страдал. От отсутствия внимания. От отсутствия привязанности. Совсем как я. И чтобы не было больно, он запрятал свои страдания куда-то очень глубоко, пока не забыл о них. А забыв о своих, забыл и о чужих.

В этой ситуации старые раны открылись. Родители хотели, чтобы он стал инженером, а он мечтал о карьере гонщика. В тот момент он понял, что, спасая мою жизнь, он в каком-то смысле спасает и свою. Франсуа уболтал жандарма. Он сказал, что приехал проведать друзей в полукилометре отсюда, и тот в конце концов его пропустил.

Снег так и валил, а у Франсуа не было цепей на колесах. Вот теперь он мог показать, что он за чертов водитель.

Через тридцать минут я заметил фары, пронзавшие ночь. Я знал, что это он. За последние три часа по этой дороге не проехало ни одной машины, и только такой псих, как он, мог на это решиться. «Мерседес» остановился передо мной, и у меня на глаза навернулись слезы.

Теперь я знал, что мама и отчим меня немного любят, и что лучше любить вопреки всему, чем не любить вовсе.

– Ну ты достал со своим фильмом! – сказал Франсуа, прежде чем взять маму под ручку.

Я засмеялся и обнял обоих. Через несколько минут я был в зале, на ночном прогоне. Киномеханик собрал бобины, и мы просмотрели фильм целиком. Лаборатория отлично справилась со своей работой, и копия получилась великолепной.

После просмотра мы пропустили по стаканчику. В баре отеля все пытались угадать, кто получит приз. Нас даже не упоминали, потому что наш фильм никто еще не видел, ведь первый показ был намечен на следующий день. Мы слышали, как некоторые журналисты обсуждали фильм, даже его не видя:

– Никому не известный режиссер, который сделал научно-фантастический черно-белый фильм с бывшим комиком в главной роли? Брось! Я возвращаюсь в Париж!

Было похоже, что это конец, и меня охватила тоска.