Несносный ребенок. Автобиография

В субботу в 10 утра зал был переполнен, и публика пребывала в хорошем настроении. Я видел, как вошли члены жюри: Жерар Ури, Мишель Морган, Клод Риш, а также Джордж Миллер, Жан-Жак Анно, Марта Келлер, Алан Дж. Пакула и Роберт де Ниро, председатель.

То есть я увидел, как мимо меня прошли «Большая прогулка», «Война за огонь», «Вся президентская рать», «Безумный Макс» и «Таксист». А еще до того, как я вошел в зал, мне свело живот.

Фильм начался, и оказалось, что звук слишком слабый. Заполненный людьми зал существенно поглощал звук, и настройка, сделанная накануне, не помогла. Я бросился в проекционную, чтобы поднять звук на три децибела.

Вернувшись, я остался стоять в углу, не в силах сесть, настолько был взволнован. Через пять минут несколько человек вышли из зала, и я проклял их взглядом, когда они проходили мимо. Но за ними встали и вышли еще несколько зрителей, потом еще. В течение пятнадцати минут более сорока человек вышли из зала, и поток этот не иссякал. Это было невыносимо, и у меня в животе начались спазмы, так что пришлось выйти из зала, поблевать в сугроб.

Я присоединился к Пьеру, который не захотел присутствовать на показе, так он психовал. Мы встретились в баре отеля, раздосадованные, уничтоженные. Способность Пьера собраться была лучше, чем у меня, и через полчаса он уже взял себя в руки. Мы сделали фильм, мы можем им гордиться, и это главное. Теперь мы сели в лужу, но в следующий раз будет лучше. The show must go on.

Я вяло выслушал его и достал листок бумаги. Мы начали считать расходы и долги. Лаборатория, «Транспалюкс», Бюро по сбору отчислений в фонд социального обеспечения и семейных пособий, НДС и другие прелести. Общий счет составил около четырех миллионов франков, или 700 тысяч евро. Ни у Пьера, ни у меня не было таких денег, и мы стали рассматривать вариант банкротства, не имея ни малейшего представления о том, как это делается.

После часа депрессивных разговоров и подсчетов мы решили все же поприсутствовать на показе. Но когда подошли к кинотеатру, сеанс был уже окончен, и зрители начали выходить из зала. Я заметил группку зрителей, которые что-то обсуждали, и подошел, чтобы послушать комментарии. Мне было несложно среди них затеряться, так как меня никто не знал. Один гей, громадного роста, со стрижкой как у грузчика, вопил, стоя в снегу:

– Фильм гениальный!

Я подошел ближе и спросил, о каком фильме речь.

– «Последняя битва». Это шедевр! – сказал он.

– Но… это я его снял! – глупо ответил я.

Немного помедлив, парень спросил мое имя, и я готов был показать ему паспорт. Тогда он снова принялся вопить:

– Фильм гениальный, и этот чувак гений!

Так Жан-Мишель Гравье, журналист с «Радио 7», стал моим первым официальным фанатом. Тут из зала вышел Жан Буиз. Он впервые посмотрел фильм, у него на лице сияла широкая улыбка, и он меня сердечно поздравил.

– Пойдем, с тобой кое-кто хочет познакомиться, – сказал он.

И подвел меня к актрисе Марте Келлер, которая поразила меня в фильме «Жизнь взаймы» Сидни Поллака, с Аль Пачино. Марта была прекрасна, как ясный день, и у нее была ангельская улыбка.

– Я не имею права с вами говорить, будучи членом жюри, но я нахожу ваш фильм потрясающим. Это восхитительно. Вы можете собой гордиться, – произнесла она со своим замечательным австрийским акцентом.

Я кивал, как завороженный, и изо всех сил сдерживался, чтобы не попросить автограф. Марта вернулась к своему жюри. Пьер тоже выслушал немало комплиментов. Наши взгляды встретились, и он широко улыбнулся, прежде чем заключить меня в свои объятия. Мы чуть не погибли, но смерть придет не сегодня.

Вместе с эйфорией возродилась надежда, однако единственный выход из наших финансовых затруднений заключался в том, чтобы оказаться среди лауреатов.

Ночь и холод заморозили станцию. Было –15 °C. В баре отеля было тепло, мы ожидали, что и шумно, но на самом деле нет. Известные журналисты уехали накануне, уверенные, что сюрпризов уже не будет. Главным фаворитом был «Темный кристалл» Фрэнка Оза и Джима Хенсона, придумавших «Маппет-шоу».

Мы скромно надеялись на небольшие призы: нам вполне сгодились бы приз киноиндустрии, приз страховой компании «GAN» или французского первого канала – ТФ1, но наши ожидания не сбылись.

Мы расположились в переполненном и даже чересчур разогретом зале. Все были наэлектризованы, так как жюри сумело избежать утечки информации. Жан-Мишель Гравье, выше всех на голову, был все в том же приподнятом настроении. Он все еще был возбужден и кричал про наш гениальный фильм всем, кто готов был его слышать. Пьер оказался в другом конце зала: толпа нас разделила.

Но вот началось вручение призов, вначале не самых значительных, и у меня сжималось сердце при объявлении лауреатов. Однако ни один из призов нам не достался.

Я пожал плечами и вжался в кресло. Надежда жила недолго. Всего несколько часов, в течение которых я уже видел себя вышедшим из поганого положения, но судьба этим сюжетом пренебрегла. Нам не присудили ни приз за исполнение, ни единого приза за кинематографию или постановку.