Несносный ребенок. Автобиография

У тех, кто любит кино, было ощущение, будто они попали в рай. За одним исключением: акустическая установка была средней мощности, и шум города перекрывал саундтрек, что некритично, когда показывают постапокалиптический фильм, где почти нет выживших. Но этот шум был полегче Рэмбо за стеной, и я получил огромное удовольствие от просмотра фильмов в таких условиях.

Ко мне подошла молодая женщина, довольно симпатичная, журналистка из «Премьеры». Я рассказал ей историю своего отъезда из Куломье, как я предпочел купить ее журнал, а не билет на поезд. Это сняло напряжение, и мы начали беседовать о кино, нашей общей страсти. Мы вместе ходили на показы и поедали между сеансами пасту. Я был так счастлив, что завершил работу над фильмом и что фильм вышел. Так счастлив стать частью этой семьи, так счастлив разъезжать по миру с фестиваля на фестиваль.

Я знал, что буря в конце концов разразится, у меня было слишком много долгов, чтобы забыть об этом, но пока наслаждался солнцем и подаренным мне покоем.

Через три дня журналистка стала странно кукситься. Ей было как будто неловко, и в конце концов она призналась, что ей принадлежит рецензия на мой фильм в «Премьере».

– Да? Здорово! – бросил я с улыбкой, не решаясь признаться, что совсем ничего о той рецензии не помню.

– Нет. Не здорово. Это была дурная рецензия, – выдавила из себя она.

Я немного покопался в памяти и припомнил в самом деле довольно неприятную рецензию.

– Я не понимаю. Когда мы познакомились, ты сказала, что фильм тебе понравился, – слегка растерявшись, сказал я.

– Очень понравился, но мой редактор нашел, что рецензия чересчур позитивная, и заставил ее трижды переписать! – призналась она для очистки совести.

Редактора, о котором шла речь, звали Маркез Позито. Во всяком случае, ему приписывали именно такую фамилию. Некоторые также звали его «фармацевтом», так как, кажется, он снабжал парижскую интеллигенцию антидепрессантами всех расцветок. Он проводил свое время в кинозалах и в «Бэн-Душ», модном тогда ночном клубе, а свои статьи писал по дороге туда и обратно.

– Но зачем ты ее переписывала, если была с ним не согласна? – спросил я.

Она ответила мне почти ироничной улыбкой. Моя наивность только что разбилась о цинизм общества. Это были два мира. На5одной планете.

Мир денег, мир сильных, где единственным правилом было либо съесть, либо быть съеденным. А еще мир искусства, где все возможно и приемлемо. Брать или отдавать. Вот истинный выбор.

Свой выбор я сделал. Я предпочел быть наивным, но не циничным. Пусть даже через страдания.

Внезапно небо Таормины потемнело, и налетела гроза.

В своем гостиничном номере я наконец вскрыл конверт с дурными вестями, который передал мне мой директор по производству Луи Дюшен. Дела со счетами были ужасны. Фильм не набрал достаточно средств, чтобы покрыть долги, и даже продажи трансляции новому каналу, который назывался «Канал+», было недостаточно, чтобы закрыть проблему.

Даже эти ублюдки из «Дарти» нам не заплатили. В кадре было прекрасно видно вывеску, но, согласно контракту, она должна была присутствовать в видеоряде в течение тридцати секунд, и нам не хватало пяти. У нас не было средств привлечь их к суду, и они это знали. Речь шла всего-навсего о 10 тысячах франков. Капля в море для них, океан для меня.

Я вынужден был признать, что экономика является обязательной составляющей фильма. Фильм, который зарабатывает деньги (или, во всяком случае, покрывает расходы), – своего рода залог: «сгодится для следующего фильма».

Таково правило. И так оно и есть. А значит, мне придется заигрывать с миром циников.

Но можно было посмотреть на вещи иначе. Танцовщица может творить сколько хочет, и у нее только один предел: ее тело, которое в конце концов может не выдержать, если она потребует от него слишком много.

Иметь предел – то же самое, что ставить кадр, то есть задавать рамку. Даже у художника есть рамка – размеры холста. Моим пределом будет необходимость убеждать. Я должен сочинять истории, которые будут нравиться всем, чтобы деньги больше не были проблемой. Вот новое правило. Вот мой предел. Он, как и все прочие, вполне разумен.

Мы не можем заставить финансиста тратиться на фильм, который ему не нравится, точно так же, как не можем заставить зрителя этот фильм смотреть, если у него нет такого желания. Все эти вопросы очень меня занимали, и я целыми днями перемалывал всю эту черноту, наблюдая морскую синь.

Пьер не поддерживал меня в этом. Он приехал в Таормину со своей невестой, купил себе солнечные очки «Порше» и буквально наслаждался происходящим. Конечно, он этого заслуживал, и мне доставляло удовольствие видеть, как он пользуется своим положением, но будущее тревожило меня, и мы решили вместе пообедать, чтобы это обсудить.

Я рассказал ему о наших финансовых проблемах, о бюджете фильма и о том, что, несмотря на награды и почести, мы все еще оставались в дерьме.