Несовершенная публичная сфера. История режимов публичности в России

В марте 2017 года оппозиционер Алексей Навальный начал новый этап в борьбе против коррупции в высших правительственных кругах, растянувшейся на десятилетие[1426]. Пятиминутный ролик на YouTube, разоблачающий несметные богатства премьер-министра и бывшего президента РФ Дмитрия Медведева и намекающий, что он добыл их весьма сомнительными средствами, немедленно стал сенсацией и собрал более семи миллионов просмотров в первую же неделю после размещения[1427]. Этот ролик затронул одну из самых болезненных для российского общества тем – коррупцию в среде чиновников – и при этом был направлен против политика, который по своей популярности у населения никак не может соперничать с лидером – Владимиром Путиным. Хотя даже через несколько дней после публикации видео Кремль демонстративно его игнорировал, один из персонажей этого документального ролика, Алишер Усманов, олигарх, человек, приближенный к Кремлю, решил, что скандальные обвинения, выдвинутые в том же ролике против него лично, нельзя оставить без ответа. Подав против Навального иск по делу о клевете, Усманов не только ответил ему непосредственно, но и разместил на YouTube собственный ролик, положивший начало диалогу, в котором, по мнению некоторых, впервые с тех пор, как Путин занял пост президента, можно было усмотреть признаки публичной дискуссии между оппозицией и правящей элитой в России[1428].

Конфронтация Навального и Усманова – в нескольких отношениях характерный пример политического дискурса в современной российской публичной сфере. Во-первых, он иллюстрирует как сильные, так и слабые стороны наиболее мощного оружия оппозиции (интернета) и ее главного представителя (Навального) в контексте политической ситуации в сегодняшней России. Во-вторых, он показывает, что с момента, когда социальные сети начали пользоваться популярностью в России, правящая элита испытывает все более острую потребность в том, чтобы найти кого-то, кто будет внушать доверие обитателям Сети и сможет говорить с ними так, чтобы это не звучало снисходительно или неискренне. И, наконец, этот случай свидетельствует о том, на каком низком уровне находятся публичная дискуссия и гражданский дискурс в современной России. Хотя можно утверждать, что благодаря новым информационно-коммуникационным технологиям (ИКТ) представители политической оппозиции в России получили площадку, которая предоставляет им все более обширные возможности для публичных высказываний в интернет-среде, серьезному влиянию такой формы политической дискуссии на ситуацию в государстве препятствует скудость языкового капитала, который задействовали участники полемики как за всю историю страны в целом, так и в путинской России[1429].

ИНТЕРНЕТ КАК ПРОСТРАНСТВО ПУБЛИЧНОЙ ДИСКУССИИ В РОССИИ

У самого понятия «публичное» в России очень непростая история отчасти из‐за его иностранного происхождения, отчасти из‐за ассоциаций с борделем (публичным домом), которые оно вызывало в начале XIX века, но прежде всего из‐за отсутствия в русском языке близких эквивалентов, определяющих соответствующие институциональные структуры и дискурсивные практики. По мысли Олега Хархордина, формированию публичной сферы помешало не только отсутствие среднего класса, читающей публики и мест для публичных собраний – русская языковая культура изначально сводилась к двум основным регистрам, ни один из которых, как правило, не предполагал публичных обсуждений: «Человек либо говорил на бюрократическом языке российских чиновников, либо доверительно общался с друзьями»[1430]. Вместе с искоренением независимых СМИ и публичной критики в советское время эти факторы привели к тому, что Хархордин называет «слабой развитостью критически настроенной и активной публики в современной России»[1431].

К вероятности, что интернет будет способствовать становлению публичной сферы, которая стимулирует гражданскую активность населения и изменение политической ситуации в стране, исследователи еще не так давно относились в лучшем случае скептически. И Дмитрий Голынко-Вольфсон, и Егор Панченко, отметив, что расцвет социальных медиа в России пришелся на 2000‐е годы и совпал с периодом активного развития экономики при Путине, утверждали, что культура Рунета носит в первую очередь развлекательный характер и не приспособлена для политических дебатов в онлайн-режиме. Они, как позже сторонники киберпессимизма, даже предположили, что государству удобно использовать интернет как инструмент контроля: «[В] России социальные медиа не способствуют социальной и политической консолидации общества, а служат инструментом технологического разобщения пользователей. Инфраструктура социальных медиа не востребована российскими пользователями для создания публичного пространства и формирования кибердемократии, а функционирует как трансмедийная платформа для внедрения государственного дискурса»[1432].