Несовершенная публичная сфера. История режимов публичности в России

Эти скептические взгляды перекликались с позицией Хабермаса, который изначально был критически настроен по отношению к воздействию телевидения и массмедиа в целом на публичную сферу, полагая, что они «лишают человека способности участвовать в дискуссии, отвечать»[1433]. Впоследствии, перечисляя условия, необходимые, чтобы «публичная политическая коммуникация в СМИ способствовала участию общества в законодательном процессе»[1434], он предложил более сложную картину публичной медиасферы, хотя названные им условия: независимые СМИ, свободные и конкурентные выборы, независимая судебная система, обеспечивающая гражданам свободный и равный доступ к законодательству, – в Российской Федерации на сегодняшний день по-прежнему не соблюдаются. В то же время Хабермас был убежден, что «слаборазвитая публичная сфера» – то есть не влияющая на принятие политических решений – все же играет определенную роль, и подчеркивал, что «политическая коммуникация, циркулируя снизу вверх и сверху вниз внутри многоуровневой структуры (от повседневных разговоров в обществе к публичным дискуссиям и дебатам в СМИ в услових слаборазвитой публичной сферы, а затем и к институциональным дискурсам в центре политической системы), в разных областях принимает весьма несхожие формы», поэтому употребление понятия «публичная сфера» в контексте авторитарного российского дискурса в какой-то мере все же оправдано. Именно такие общества со слаборазвитой публичной сферой «стимулируют циркуляцию идей, формирование политических убеждений и общественного мнения, а также развитие коллективных идентичностей»[1435].

Эта мысль тем более актуальна в случае России, если принять используемое Бенклером[1436], а вслед за ним и другими исследователями русскоязычного интернета новое понятие «сетевая публичная сфера». Они рассматривают коммуникацию в интернет-пространстве как «независимую альтернативу офлайн-медиа и политической сфере, находящимся под более пристальным контролем» и отмечают, что «цифровые платформы все чаще выступают в качестве каналов социальной мобилизации и гражданской активности»[1437]. Если говорить именно об «альтернативном» пространстве политической полемики и дискуссии, сразу представляется куда более правдоподобной мысль, что интернет-пользователи могут по крайней мере узнавать, перерабатывать, усваивать и модифицировать факты, мнения и политические суждения, не зависящие от позиции официальных государственных СМИ.

Зизи Папачарисси выдвигает наиболее смелый довод в пользу того, что сетевую политическую коммуникацию можно расценивать как альтернативное публичное пространство: она считает, что классическая модель «публичной сферы» продиктована ностальгией по давнему прошлому, утратила связь с современной действительностью и никак с ней не соотносится. «Идеалы прошлого, – замечает исследовательница, – часто представляли собой идеалы определенной социальной группы или элиты и строились вокруг гендерных, расовых и классовых категорий. При этом участники дискуссии о гражданской активности, публичном дискурсе и современной политической ситуации нередко идеализируют и романтизируют политическую жизнь минувших эпох»[1438]. По мнению Папачарисси, именно «возвращение к частной сфере», сопряженное с внедрением цифровых технологий, заставило граждан пересмотреть свое отношение к публичному: «Социальные онлайн-платформы, такие как блоги, YouTube, новостные агрегаторы, собирающие информацию из разных источников, активистские интернет-сообщества – все это отражает распространенные новые привычки гражданского общества, и электорат, стоящий за этими привычками, вовсе не пассивен, он просто переносит свою гражданскую активность в другие сферы»[1439].

Подобный «перенос гражданской активности в частную сферу» особенно ярко проявился в путинской России, где свобода СМИ ограничена, и способствовал формированию сетевой публичной сферы, которая, какой бы «слаборазвитой» – если воспользоваться термином Хабермаса – она ни была, все же развязала несколько заметных интернет-дискуссий, оказавших давление на государственные ведомства и заставивших их пересмотреть свои действия, будь то строительство федеральной трассы через чувствительные к загрязнениям подмосковные леса[1440], нарушение правил дорожного движения служебными автомобилями на московских улицах[1441] или фальсификация результатов голосования, в которой избранных кандидатов неоднократно обвиняли после выборов 2011–2012 годов[1442].

ПУБЛИЧНАЯ ДИСКУССИЯ В ПОСТСОВЕТСКОЙ РОССИИ