Неспящая [=Кикимора]

— Никита, не надо. Ты лучше Эрику потом расскажи. Он очень этим интересуется. А мне всё осточертело. Не могу больше об этом слышать.

— Не в самом тарке дело. Дело во мне. И я не могу больше это в себе держать, — сказал он с отчаянием.

Да ладно, что мне, трудно выслушать человека лишний раз? Поэтому я покорно кивнула:

— Хорошо, не надо держать. Давай, выкладывай.

— Тарк бессмертия создали очень давно. Бессмертие тут относительное: оживить тело этот тарк не в состоянии. Но, если с момента смерти ещё не прошло девять суток, он оставляет душу умершего человека в материальном мире или в пограничье, не даёт ей уйти за грань…

— По-моему, это не очень-то милосердно, оставлять душу неприкаянной.

— А душу неприкаянной не оставляют. Задаётся принудительное подселение, направление в один из свободных футляров. Лучше в достойный и подходящий, но в принципе любой сойдёт. Активировать тарк может кто угодно, если умеет. И сам смертельно раненый, если он в состоянии, или, допустим, его верный спутник. Там есть определённые правила составления кодового слова, всё непросто, нужно учесть уйму параметров: кого именно и как задействовать. Но сведущий человек справится… — Никита замолчал и опять о чём-то задумался.

— И к чему ты всё это мне говоришь? О чём я должна догадаться?

Никита будто не услышал моего вопроса. Он очнулся от своих раздумий и продолжил:

— Секрет этого кода хранили очень тщательно, но, когда появился риск, что он попадёт в чужие недостойные руки, его уничтожили. Остались уже изготовленные древние тарки. Время от времени они всплывают в пограничье. У семьи Райды был доступ к нескольким. Такими тарками не злоупотребляли. Например, его могли дать воину, идущему на смерть, если он был единственной опорой рода. Вот и мать Райды отдала последний тарк бессмертия, которым владела, своему сыну. Она знала, что Райда рискует и опасалась, что когда-нибудь это плохо для него закончится. Так и случилось вчера…

— Так вот к чему ты клонишь! Райда вчера умер, но он не умер?! Пришёл в тебя навечно жить?!

— Райда вчера умер, — вздохнул Никита. — Совсем, окончательно.

— Почему же он не применил этот чудесный тарк?

— Потому что тарка у него уже не было. Он его уже израсходовал, — пояснил Никита.

Я вспомнила, как умирал Райда. Как в панике орала на него Алиша. Может быть, она ожидала запланированного чуда, но услышала, что надежда её напрасна. Тогда её можно понять, в такой ситуации и не так ещё заорёшь…

— Ну, допустим. Я всё равно не понимаю, что ты хочешь мне сказать.

Никита взглянул мне в глаза и проговорил:

— Райда израсходовал тарк бессмертия для того, чтобы искупить свою вину. Это было для него очень важно. Сделал он это, как обычно, никого не предупреждая, ни с кем не советуясь и полагаясь только на собственные представления о том, как ему следует поступить… Его не волновало, малыш, как мы с тобой теперь будем с этим справляться.

Я сделала шаг назад и покачнулась. Никита рванулся и поддержал меня.

— Ты не сходишь с ума, Ладушка, — тихо сказал он прямо мне в ухо. — Это я не могу сдержать себя, когда это нужно. А потом ещё и отнекиваюсь вместо того, чтобы признаться. Я кругом виноват перед тобой, родная…

— Максим… — я зажмурилась и замотала головой, чтобы изгнать прочь эту галлюцинацию.

Он вдруг так крепко прижал меня к себе, что я задохнулась.

— Максюша, разве так бывает? — выговорила я с трудом.

— Обычно — нет, — отозвался он печально.

— Это произошло тогда?.. Когда я тебя к себе позвала?

— Да.

— Как ты мог?!.. Как ты мог молчать всё это время?

Он резко отстранил меня, я и уставилась в его измученные глаза.

— Мы все были в опасности, кто больше, кто меньше, — сказал он серьёзно. — И это продолжалось всё время, пока противостояние Райды с его противником не закончилось. Меня могли пристрелить, так же, как и Райду. В любой момент. Разве я мог допустить, чтобы ты во второй раз это пережила? Прости меня, если сможешь. Я чувствую себя совершенным ничтожеством за то, что причинил тебе…

Я закрыла ему рот ладонью:

— Всё, ни слова больше!

Он беспомощно заморгал и застыл.

Я отпустила его, отступила назад, шагнула к журнальному столику, взяла своё заявление и, сложив листок ещё раз, сунула его в задний карман джинсов.

— Лада!..

— Подожди! — я вскинула руку. — Подожди, пожалуйста! Я пока не знаю, что тебе сказать… Я даже, как называть тебя, не знаю!

Он отвернулся и горько покачал головой:

— По паспорту я — Никита Корышев.

— Догадываюсь… Разреши мне спросить!

— Конечно! — он с готовностью повернулся ко мне.

— Когда мы первый раз занимались любовью, какие наволочки были на подушках?

— Какие наволочки-подушки?! — рассмеялся Никита. — Голая металлическая сетка старой кровати! Мы бросили на неё два ватника, которые висели за печкой, и свои куртки. Но в процессе тряпки сдвинулись. У меня потом несколько дней задница была в мелкую сеточку…

Он вдруг перестал смеяться.

— Прости, пожалуйста, но мне нужно было спросить.

— Я понимаю, — кивнул он.

Я подошла к нему, взяла за руку, провела пальцами по огромной узкой ладони. Абсолютно чужая рука.

— Не может быть…