Неспящая [=Кикимора]

По его губам скользнула кривая горестная улыбка, и он отвёл взгляд.

— Говоришь, Райда хотел что-то там загладить? — я продолжала держать Никиту за руку.

— Забудь про него. Что сделано, то сделано. Это случилось.

— Но как же так можно? — пролепетала я, чувствуя, как разум мне отказывает. Я коснулась кончиками пальцев прохладной впалой щеки Никиты. — Кто же в состоянии это вынести?

— Видимо, я, — он снова виновато улыбнулся. — И я надеюсь, что и ты тоже. Что мы оба в состоянии.

Я провела ладонью по его лбу, брови, переносице, по губам… Он успел поцеловать мои пальцы.

— Макс… Максюша… Или Никита?

— Получается, мы оба. Я сейчас — не два разных человека в одном теле, не сиамские близнецы, каждый из которых полноценная личность. Я один, человек-сплав, — тихо сказал Никита. — Не сердись на меня. Ничего с этим не поделать.

— Боже мой, о чём ты? Сердиться?! За что?!

— За всё это.

— Это не твоя вина. Не ты всё это придумал.

Никита покачал головой:

— Я виноват в том, что… Да во всём практически. Я же понимал, я же себе твердил, что пока всё не разрешится, надо молчать. Просто быть рядом и молчать. Не показывать тебе ничего, что могло бы смутить или разбередить… Но я чёртов слабак! Я так по тебе скучаю, что раз за разом позволял себе… Вместо того, чтобы хоть как-то тебе помочь!

— Замолчи!!!

— Но это правда!

— Слушай меня, Максим! Никому и никогда я не позволю говорить о тебе несправедливую гадкую чушь! Никому, ты слышишь? Даже тебе самому!

Он закусил губы и его взгляд стал растерянным и беспомощным.

— Как скажешь, — коротко бросил он и снова закусил губы.

— Макс, по-моему, у тебя нервы ни к чёрту стали, — запинаясь, проговорила я.

— Есть немного, — кивнул он. — Но вчера ты меня особенно напугала этим своим демаршем…

— Чем?!

Он с досадой усмехнулся:

— Да отказом от опеки. Что хочешь со мной делай, Ладка, верь, не верь, но я тебя ни в какие интернаты не пущу. Сможешь ты снова полюбить меня таким, не сможешь, не знаю, не это главное. А вот глупостей я тебе делать не дам. Был бы я здоров, я бы сам тобой занялся. Но, к счастью, у тебя есть Эрик Малер. И ты останешься под опекой дяди столько, сколько это будет возможно.

Я смотрела ему в глаза, надеясь увидеть в них хоть самый лёгкий оттенок синей стали. Увы… Эти светлые глаза, чуть серебристые… Ничего общего.

Наверное, он понял, что я так настойчиво разыскиваю на его лице.

— Больно, малыш? — грустно спросил он. — Мне тоже. Но мы ведь потерпим, правда?

Макс часто так говорил. Слышать, как другой произносит такие знакомые слова, другим голосом, другими губами… Это было так странно.

Он чуть улыбнулся. И столько грусти и боли было в тёплых светлых глазах, что я не выдержала, опустила голову.

— Я ни на чём не настаиваю, малыш. Если ты не примешь меня, я пойму…

— Заткнись!!! — заорала я.

Я шагнула, взяла его лицо в ладони, он только губами шевельнул и застыл, затаив дыхание.

Здравый смысл больше не помощник. Здравый смысл теперь предатель. Он твердит, что этот совершенно другой парень, абсолютно непохожий на моего любимого человека, всего лишь помнит о нас самые интимные и трогательные моменты. Всего лишь помнит, и это не делает его Максом. Это вовсе не означает, что Макс вернулся ко мне живым, вот о чём говорит здравый смысл.

— Максюша, пожалуйста… — я крепко зажмурилась.

Я никогда не смогу забыть, как он выглядел прежде. Какова была на ощупь его кожа. Как пахла его подушка. Как он улыбался, когда был счастлив, и как хмурил брови, когда сердился. Но мало ли как человек может поменяться внешне… Иногда до неузнаваемости. Но он же всё равно остаётся собой. А тут вышло так, что душа разом поменяла пристанище, но она же осталась прежней. Значит, человек, которого я любила, снова здесь, со мной.

Я обняла Макса и без сил сползла на пол. Макс, видимо, растерялся, и подхватил меня только у самого пола, сел тут же, прижимая меня к себе.

— Максюша, я люблю тебя… Как же я тебя люблю…

Я уже не замечала цвет его глаз. Потому что этот парень смотрел на меня в точности так же, как тот, чьи глаза были цвета синей стали. Совершенно так же.

Телефонный звонок вывел нас из оцепенения.

Никита поёрзал, с трудом залез рукой в карман на брюках, извлёк телефон и ответил.

— Да всё у нас, Малер, в порядке. Не волнуйся ты, — сказал он звонившему. — Минут через пятнадцать выезжаем… — он послушал ещё несколько секунд, и голос его изменился. — Что?!.. Как это?!.. Ладно, я понял. Давай, скоро увидимся.

Никита опустил руку с телефоном и покачал головой.

— Что случилось?

— Марецкий уволил Эрика.

— Вот же болван! — возмутилась я. — Посмотреть бы, кого он нашёл на замену!.. И бедный Эрик! Как же он теперь без своих подопечных?

— С Малером будет всё в порядке, я думаю. Айболит не похож на человека, которого так просто сломать, — задумчиво, но уверенно сказал Никита. — Что ж, мне надо переодеться, и я отвезу тебя к дяде.

Мы поднялись с пола, и я с некоторым содроганием оглядела огромную комнату.

— Да, поедем отсюда! Я ненавижу это место.

— Я тоже был бы очень рад избавиться от квартиры, — согласился Никита.

— И что мешает?